Максимы и мысли узника Святой Елены. Наполеон Бонапарт

ction>

      ПРЕДИСЛОВИЕ

      Былые впечатления, кои теснятся в моей памяти, все еще потрясают душу. Приложите же руку к моему сердцу, и вы услышите, как оно бьется.

Mémorial de Sainte-Hélène

      Следовать за мыслями великого человека есть наука самая занимательная.

А. С. Пушкин

      В 1830 г., когда Париж был охвачен революцией и королевский режим, казалось, едва удерживал власть, Стендаль, проживавший тогда на улице Ришелье, записывал свои впечатления от увиденного и услышанного на полях потрепанной книги. Этот, не раз прочитанный им том он сделал со временем любимым чтением своего героя: Жюльен Сорель из романа «Красное и черное» весьма дорожил им и никогда не расставался с этой книгой, которая называлась «Мемориал Святой Елены».

      Впервые книга вышла в свет спустя семь лет после падения Наполеона, в 1823—1824 гг.; она принадлежала перу добровольно последовавшего за Наполеоном в его изгнание на остров Св. Елены графа де Лас Каза[1]. Вслед за первым изданием последовали другие. Книга неоднократно переиздавалась и переиздается до настоящего времени, как по-французски, так и в переводах на иностранные языки. Феноменальный успех «Мемориала» – одного из «евангелий»[2], составляющих Библию приверженцев Наполеона и его почитателей, – объясняется тем, что к началу 20-х гг. XIX в. негодование, которое вызывало в эпоху Реставрации одно лишь упоминание имени Наполеона, сменилось иными умонастроениями и иными чувствами. Одинокая смерть в удушливой атмосфере скалистого острова посреди Атлантического океана произвела сильное впечатление на общество и пробудила воспоминания о блеске былых побед и величии Первой империи.

      В 1814 г., когда Империя рушилась, различные течения антинаполеоновской оппозиции (роялисты, либералы и пр.) объединились против Наполеона и поддержали Реставрацию Бурбонов, оправдав тем самым иноземное вторжение. Тогда, в 1814 г., казалось, сама необузданность страстей породила крайнее ожесточение и ненависть к поверженному режиму. Однако взрыв недовольства и негодования, вызванный тяготами рекрутских наборов, военными поражениями, налоговым бременем, следствиями Континентальной блокады, вскоре утих; на смену ему пришло усталое безразличие, граничившее поначалу с полным забвением прошлого величия и славы[3]. После «Стадией» вряд ли кто мог предполагать, что через несколько лет развенчанный и втоптанный в грязь образ Императора вновь захватит умы.

      Историки согласны с тем, что в возникновении и распространении во Франции наполеоновской легенды огромную роль сыграла книга Лас Каза «Мемориал Святой Елены», но при этом, как правило, не упоминают о том, что этот успех в значительной мере был предопределен многочисленными публикациями различных сочинений, в той или иной степени посвященных пребыванию Императора на острове Св. Елены[4]. Многое из того, что связано с написанием и опубликованием «Мемориала» Лас Каза, известно, и, казалось бы, нет особой нужды вновь обращаться к истории создания этого важнейшего памятника наполеоновской эпохи. Благодаря исследованиям французских историков Ж. Тюлара и Ф. Боннара, пристально занимавшихся источниками наполеоновской легенды, историей «Мемориала» и сочинениями других членов свиты Наполеона на острове Св. Елены, установлен не только максимально полный корпус наполеоновских сочинений, написанных в разные годы и разными людьми под диктовку Императора, но и, что весьма важно, выявлены все те публикации, которыми пользовался Наполеон и члены его свиты, а также последовательность доставки Наполеону необходимых источников, пополнявших его библиотеку в Лонгвуде[5].

      Историки изучали возникновение и развитие так называемой наполеоновской легенды во Франции после Первой реставрации Бурбонов, неизбежно касаясь при этом «Мемориала Святой Елены» Лас Каза[6], изучали влияние сочинения Лас Каза на литературу французского романтизма и европейскую литературу XIX в.[7] Однако те, кто в той или иной степени обращался к истории создания «Мемориала», его тексту и источникам, а также к биографии автора, не останавливали своего внимания на книге, которая была выпущена в Париже за год до смерти Наполеона и которая имеет самое прямое отношение к «Мемориалу Святой Елены» и к самому Лас Казу. Речь идет о книге под названием «Максимы и мысли узника Святой Елены. Рукопись, найденная в бумагах Лас Каза. Перевод с английского»[8]. В многочисленных переизданиях «Мемориала Св. Елены» комментаторы либо обходили полным молчанием эту книгу[9], либо безоговорочно называли ее «приписанной» Лас Казу[10]. Историки эпохи Второй реставрации Бурбонов во Франции, исследователи либерального движения и истоков оживления наполеоновской легенды также не обратили внимания на эту книгу[11].

      Предположение о том, что французский издатель намеренно назвал «Максимы и мысли узника Святой Елены» переводом, дабы обезопасить себя от цензурных придирок и полицейского преследования,

1

Las Cases, Aug. Em. D. Comte de. Le Mémorial de Sainte-Hélène, ou Journal où se trouve consigné, jour par jour, ce qu’a dit et fait Napoléon durant dix-huit moix. Vol. 1 —8. Paris, l’Auteur. 1823-1824.

2

Napoléon à Sainte-Hélène, par les quatre évangélistes Las Cases, Montholon, Gourgaud, Bertrand. Textes choisis, préfacés et commentés par J. Tulard. P. 1981. Выражение «евангелие» применительно к сочинениям близких Наполеону людей на острове Св. Елены впервые было употреблено Г. Рейне в сочинении «Идеи. Книга Ле Еран», которое поэт написал в 1826 г. и где он называет евангелиями книгу Лас Каза, а также воспоминания врачей Наполеона – ирландца О’Мира и корсиканца Антоммарки.

3

Глубокий знаток наполеоновской эпопеи А. Моруа писал о тлевших под внешним безразличием ностальгических чувствах, обуревавших молодых людей постнаполеоновского общества, и о «болезни века» – полосе самоубийств среди мыслящих людей, в какой-то момент узревших перед собой мир, лишенный былой притягательной силы и для многих лишенный надежды (Моруа А. Шестьдесят лет моей литературной жизни. М. 1977. С. 140, 274).

4

Campagne de 1815, écrite à Sainte-Hélène parle général Gourgaud. Paris. Mongie. 1818; Le manuscrit de l’île d’Elbe, ou Des Bourbons en 1815, publié par le comte^†††. London. Didgway. 1818; Documents particuliers en forme des lettres sur Napoléon Bonaparte, d’après des données fournies par Napoléon lui-même, et par de personnes qui ont vécu dans son intimité. Paris. Plancher. 1819; Mémoires pour servir à l’histoire de France en 1815. Paris. Barrois ainé. 1820; Raisons dictées en réponse à la question si l’ouvrage intitulé «Manuscrit de Sainte-Hélène» est l’ouvrage de Napoléon ou non. London. Philipps. 1820.

5

Gonnard Ph. Les origines de la légende napoléonienne. Paris. 1906; Gonnard Ph. La légede naapoleonienne et la presse libérale (1817—1820)//Revue des études napoléoniennes. T. 1, pars 1912. P. 235—258; Gonnard Ph, Sainte-Hélène (Les sources, les travaux, ce qui reste à faire) // Ibidem. T. 2, juillez-dé-cembre 1912. P. 132—151. Первое упомянутое здесь исследование Ф. Боннара послужило одним из основных источников для обобщающей статьи А. Собуля «Берой, легенда и история» (Французский ежегодник. 1969. М. 1971. С. 233—254).

6

Lucas-Dubreton J. Le culte de Napoléon, 1814—1848. Paris. 1960.

7

Dechamps J. Sur la légende napoléonienne. Paris. 1931; Descotes M. La légende de Napoléon et les écrivains français du XIXe siècle. Paris. 1967.

8

Maximes et pensées du prisonnier de Sainte-Hélène. Manunscrit trouvé dans les papiers de Las Casas, traduit de l’anglais. Paris, chez L’huillier, Libraire, rue Serpente, № 16. 1820.

9

Tulard J. Le Mémorial, chef-d’oeuvre de propagande// Las Cases. Mémorial Sainte-Hélène. Paris. 1968; Napoléon à Sainte-Hélène. Paris. 1981.

10

Fugier A. Introduction // Las Cases. Mémorial de Sainte-Hélène. T. 1. Paris. 1961. P. XXVIII.

11

Справедливости ради следует отметить, что Ф. Роннар все же поместил указание на «Максимы и мысли» в своей книге, но в перечне изданий, подлинность которых вызывает сомнение. Однако историк ограничился только этим и в самом исследовании даже не упомянул об этой публикации (Gonnard Ph. Op. cit. P. 381—382).