Сотник. Чужие здесь не ходят. Андрей Посняков

вние времена, – усевшись на бережку, прищурился младой отрок.

      Звали его Дмитром, из зажиточной семьи, волосы густые, соломенные, ноги босы, глаза серые, а взгляд – хитровато-влюбленный.

      – Да ты садись, садись, Предслава, – тихо попросил Дмитр, искоса глянув на девушку – юную красавицу с синими, как васильки, очами и пышной темно-русой косою. Еще совсем девичьей, без ленты…

      Ленту Дмитр как раз и припас – купил третьего дня у заезжих коробейников, атласную, синюю – как раз под цвет глаз. Вот и задумал сейчас подарить, отозвал деву в укромное место. Коли примет Предслава ленту, тогда… ухх! А коли не примет – увы…

      Вечерело. Оранжево-золотистое солнце садилось за дальним лесом, тени клонившихся к самой воде ив протянулись почти до середины реки.

      – Ты что так смотришь? – девушка уселась рядом, вытянув ноги к реке. Поправила на плечах накидку-запону, подпоясанную золотистым витым пояском, не простым – дорогим, шелковым, из тех, что привозят заморские гости-купцы из далекого Царьграда. Длинная белая рубаха почти что до щиколоток была по вороту, по рукавам, по подолу вышита красной нитью – оберег, отгонять злые силы, такой же оберег – и толстая девичья коса.

      – Как это – так? – волнуясь, юноша достал из-за пазухи ленту…

      Что-то хрустнуло совсем рядом, в кустах – то ли зверь лесной, то ли кто-то из младших – подсматривали. На покосе было кому… Ну, ежели так – берегитесь! Уши-то оборвать недолго! А то ишь, повадились…

      – Да нет там никого, – улыбнулась дева. – А коли есть – так пусть смотрят, завидуют.

      – Я вот сейчас – камнем…

      Отложив ленту в траву, Дмитр вскочил на ноги и, наклонившись над узкой песчаной полоской у самой реки, поднял подходящий камешек… Швырнул не глядя…

      В кустах что-то звякнуло!

      И тотчас же, немедленно, выскочили на берег двое – в коротких кольчугах, с мечами. Один – с луком – сразу же послал стрелу…

      …угодив несчастному отроку прямо в сердце.

      Ничего толком не поняв, парнишка повалился навзничь. Такая вот – незаметная – и случается иногда смерть…

      Предслава же не успела и закричать, получив удар в челюсть…

      Девушку убили не сразу, сперва придушили да позабавились… ну, а потом перерезали горло да разложили мертвые тела на берегу. Зачем? Почему не спрятали? Не бросили в реку, в кусты?

      Видать, не нужно было прятать, не для того убивали… Ад!

      – Ну, все, – подтянув штаны, один из злодеев – коренастый, с рыжеватой бородою и плоским носом, одернул кольчужку и глянул на своего напарника. Тот был помоложе: круглолицый, курносый с красными щеками и едва пробивавшейся щетиной.

      – Все так все, – глянув на мертвую девушку, довольно ухмыльнулся круглолицый. – Ой, дядько Микул, ловко мы! И сладко… Так бы всегда бы… Жаль, не кричала… Я люблю, чтоб кричали…

      – Сладко ему… – вытирая окровавленный нож о сорванную с девчонки запону, коренастый нехорошо ухмыльнулся и зыркнул глазами. – Ну, может, и еще сегодня свезет. Нарвемся на каких девок… И службу исполним – и себя потешим.

      – От хорошо бы, дядько Микул!

      – Хорошо и будет… Ты меня держись, паря!

      – Дак а мы счас куда? – глянув на небо, озадачился краснощекий убийца. – Стемнеет скоро. Собаки, слышь, лают. В темноте-то я на стрелу не возьму. Эх, надо было б малого прихватить…

      – Да уж лучше пусть на стороже…

      Оба прислушались. С покоса, что на заливном лугу, в трех перестрелах, доносился собачий лай.

      – Туда не пойдем, – подумав, заявил Микул. – Слишком уж людно.

      – А куда пойдем?

      – А вот тут, Корост, мысли!

      – Мысли… – хмыкнул курносый. – Да не умею я мыслить, дядько Микул. Ты у нас старшой, ты и мысли.

      – А вот это ты верно сказал! Ладно, помыслю… – плосконосый озадаченно пригладил бороду.

      – Дядько Микул…

      Корост глумливо глянул на полуголую девушку. Окровавленная рваная рубаха ее бесстыдно оголяла тело, мертвые глаза недвижно смотрели в небо, залитое золотисто-алым закатом. Темнело.

      – А можно я того… ну, еще потешусь, – с гнусной ухмылкою Корост кивнул на убитую деву. – Ну, не остыла ж еще…

      – В крови измазюкаешься… Да и не время уж… – Микул, похоже, что-то придумал – мастак был на лихие дела.

      – Так, дядько…

      – Вот скажи, паря… Ты б посейчас, на вечерней-то зорьке, что делал?

      – С девками бы…

      – Тьфу ты! Да не про девок я!

      – Ну, рыбу б ловил… – поковырялся в носу молодой.

      – О! – старшой поднял вверх указательный палец. – И эти б должны ловить. Мелкота всякая. А нам что сказано? Любых, да покровавей!

      – А коли собаки? – все же насторожился Корост. – Да и много их тут… Еще и стража…

      – Ну, стражу-то мы обошли… Однако да – на помощь позвать могут. – Микул неожиданно осклабился, словно