Петербург. Андрей Белый

деньги…»

      – «Деньги были же посланы?»

      – «Деньги посланы будут!!.»

      – «Гм… Записать…»

      Аполлон Аполлонович, думая, что достал карандашик, вытащил из жилета костяную щеточку для ногтей и ею же собирался сделать пометку «отослать обратно по адресу», как…

      – «?..»

      – «Поданы-с…»

      Аполлон Аполлонович поднял лысую голову и прошел вон из комнаты.

      На стенах висели картины, отливая масляным лоском; и с трудом через лоск можно было увидеть француженок, напоминавших гречанок, в узких туниках былых времен Директории и в высочайших прическах.

      Над роялем висела уменьшенная копия с картины Давида «Distribution des aigles par Napoléon premier». Картина изображала великого Императора в венке и горностайной порфире; к пернатому собранию маршалов простирал свою руку Император Наполеон; другая рука зажимала жезл металлический; на верхушку жезла сел тяжелый орел.

      Холодно было великолепье гостиной от полного отсутствия ковриков: блистали паркеты; если бы солнце на миг осветило их, то глаза бы невольно зажмурились. Холодно было гостеприимство гостиной.

      Но сенатором Аблеуховым оно возводилось в принцип.

      Оно запечатлевалось: в хозяине, в статуях, в слугах, даже в тигровом темном бульдоге, проживающем где-то близ кухни; в этом доме конфузились все, уступая место паркету, картинам и статуям, улыбаясь, конфузясь и глотая слова: угождали и кланялись, и кидались друг к другу – на гулких этих паркетах; и ломали холодные пальцы в порыве бесплодных угодливостей.

      С отъезда Анны Петровны: безмолвствовала гостиная, опустилась крышка рояля: не гремела рулада.

      Да – по поводу Анны Петровны, или (проще сказать) по поводу письма из Испании: едва Аполлон Аполлонович прошествовал мимо, как два юрких лакейчика затараторили быстро.

      – «Письмо не прочел…»

      – «Как же: станет читать он…»

      – «Отошлет?»

      – «Да уж видно…»

      – «Эдакий, прости Господи, камень…»

      – «Вы, я вам скажу, тоже: соблюдали бы вы словесную деликатность».

      Когда Аполлон Аполлонович спускался в переднюю, то его седой камердинер, спускаясь в переднюю тоже, снизу вверх поглядывал на почтенные уши, сжимая в руке табакерку – подарок министра.

      Аполлон Аполлонович остановился на лестнице и подыскивал слово.

      – «Мм… Послушайте…»

      – «Ваше высокопревосходительство?»

      Аполлон Аполлонович подыскивал подходящее слово:

      – «Что вообще – да – поделывает… поделывает…»

      – «?..»

      – «Николай Аполлонович».

      – «Ничего себе, Аполлон Аполлонович, здравствуют…»

      – «А еще?»

      – «По-прежнему: затворяться изволят и книжки читают».

      – «И книжки?»

      – «Потом еще гуляют по комнатам-с…»

      – «Гуляют – да, да… И… И? Как?»

      – «Гуляют… В халате-с!..»

      – «Читают, гуляют…