Наследие. Нора Робертс

скучать?

      – Я знаю, это тяжело. Потому что мы с Поупи будем скучать по тебе.

      – Вот хорошо бы мы могли жить здесь! – Она жила бы в этом большом доме, в той красивой комнате, где можно выйти на веранду и сразу видеть собак, и сад, и горы. – И ни по кому скучать не надо было бы.

      Быстренько погладив Эдриен по спине, София шагнула уложить в чемодан пару джинсов.

      – Ты понимаешь, детка, для твоей мамы это не дом.

      – Когда-то был. Она здесь родилась, здесь в школу ходила и вообще.

      – Но сейчас у нее другой дом. Каждый должен найти свой собственный.

      – А если я хочу, чтобы мой был вот этот? Почему не может быть так, как я хочу?

      София посмотрела на это милое страдающее личико и почувствовала, что сердце дает трещинку. Девочка говорила с интонациями своей матери.

      – Когда вырастешь, может быть, тебе захочется, чтобы здесь был твой дом. Или захочется жить в Нью-Йорке или еще где-нибудь. И ты сама решишь.

      – А детям ничего нельзя решать.

      – Вот поэтому те, кто их любит, очень стараются принимать за них правильные решения до тех пор, пока дети не смогут решать сами. И твоя мама тоже старается изо всех сил. Клянусь тебе, она очень старается.

      – Если скажете, что мне можно здесь жить, она может и согласиться.

      София почувствовала, как трещина растет.

      – Это не было бы правильно по отношению к тебе и к маме. – Она села на край кровати, взяла в ладони мокрое от слез лицо. – Вы нужны друг другу. Так, подожди, – сказала она, когда Эдриен замотала головой. – Ты веришь, что я всегда говорю тебе правду?

      – Ну да, наверное. Да, верю.

      – Я сейчас говорю тебе правду. Вы нужны друг другу. Может быть, прямо сейчас, когда ты грустная и злая, это не чувствуется, но это так.

      – А тебе и Поупи я не нужна?

      – Нужна, и еще как. – Она притянула к себе Эдриен и крепко обняла. – Gioia mia. Вот почему ты будешь писать нам письма, а мы будем тебе отвечать.

      – Письма? Я никогда не писала писем.

      – Теперь будешь. Я тебе даже дам очень красивую бумагу для начала. У меня на столе есть немножко, я ее принесу. Прямо сейчас и упакуем.

      – И вы будете писать письма, которые будут лично мне?

      – Лично тебе. И раз в неделю, это точно, ты будешь звонить, и мы будем разговаривать.

      – Обещаешь?

      – Пальчиком клянусь.

      София переплела мизинцы с Эдриен, и девочка улыбнулась.

      Она не плакала, когда подъехала машина – большой блестящий черный лимузин, – но крепко вцепилась в дедушкину руку.

      Он ее пожал, ободряя:

      – Смотри, какая шикарная машина! Тебе весело будет ехать так стильно. Ну, пошли. – Он еще раз пожал ей руку. – Иди обними маму.

      Водитель был в костюме и в галстуке, он вышел первым и открыл дверь. Оттуда выпорхнула мама. Она была в красивых серебряных сандалиях, и Эдриен заметила, что ногти на ногах накрашены ярко-розовым под цвет блузки.

      Мими вышла с другой стороны, лучезарно улыбаясь, хотя глаза ее блестели.

      Даже