Бедность не порок. Александр Островский

Может быть, Гордей Карпыч хотят в Москве выдать Любовь Гордеевну.

      Пелагея Егоровна. Кто его знает, что у него на уме. Смотрит зверем, ни словечка не скажет, точно я и не мать… да, право… ничего я ему сказать не смею; разве с кем поговоришь с посторонним про свое горе, поплачешь, душу отведешь, только и всего. (Встает.) Заходи, Митенька.

      Митя. Приду-с.

      Гуслин входит.

      Явление четвертое

      Те же и Гуслин.

      Пелагея Егоровна. Вот и еще молодец! Приходи, Яшенька, ужо к нам наверх с девушками песни попеть, ты ведь мастер, да гитару захвати.

      Гуслин. Хорошо-с, это нам не в труд, а еще, можно сказать, в удовольствие-с.

      Пелагея Егоровна. Ну, прощайте. Пойти соснуть полчасика.

      Гуслин и Митя. Прощайте-с.

      Пелагея Егоровна уходит; Митя садится к столу пригорюнившись; Гуслин садится на кровать и берет гитару.

      Явление пятое

      Митя и Яша Гуслин.

      Гуслин. Что народу было на катанье!.. И ваши были. Что ж ты не был?

      Митя. Да что, Яша, обуяла меня тоска-кручина.

      Гуслин. Что за тоска? Об чем тебе тужить-то?

      Митя. Как же не тужить-то? Вдруг в голову взойдут такие мысли: что я такое за человек на свете есть? Теперь родительница у меня в старости и бедности находится, ее должен содержать, а чем? Жалованье маленькое, от Гордея Карпыча все обида да брань, да все бедностью попрекает, точно я виноват… а жалованья не прибавляет. Поискал бы другого места, да где его найдешь без знакомства-то. Да, признаться сказать, я к другому-то месту и не пойду.

      Гуслин. Отчего же не пойдешь? Вот у Разлюляевых жить хорошо – люди богатые и добрые.

      Митя. Нет, Яша, не рука! Уж буду все терпеть от Гордея Карпыча, бедствовать буду, а не пойду. Такая моя планида!

      Гуслин. Отчего же так?

      Митя (встает). Так, уж есть тому делу причина. Есть, Яша, у меня еще горе, да никто того горя не знает. Никому я про свое горе не сказывал.

      Гуслин. Скажи мне.

      Митя (махнув рукой). Зачем!

      Гуслин. Да скажи, что за важность!

      Митя. Говори не говори, ведь не поможешь!

      Гуслин. А почем знать?

      Митя (подходит к Гуслину). Никто мне не поможет. Пропала моя голова! Полюбилась мне больно Любовь Гордеевна.

      Гуслин. Что ты, Митя?! Да как же это?

      Митя. Да вот как-никак, а уж сделалось.

      Гуслин. Лучше, Митя, из головы выкинь. Этому делу никогда не бывать, да и не ра́́живаться.

      Митя. Знамши я все это, не могу своего сердца сообразить. «Любить друга можно, нельзя позабыть!..» (Говорит с сильными жестами.) «Полюбил я красну девицу, пуще роду, пуще племени!.. Злые люди не велят, велят бросить, перестать!»

      Гуслин. Да и то надоть бросить. Вот Анна Ивановна мне и ровня: у ней пусто, у меня ничего, – да и то дяденька не велит жениться. А тебе и думать нечего. А то заберешь в голову,