Чужая жизнь. Мистические практики для обретения самого себя. Токо-па Тернер

коттедж на окраине города. Либо мы все внезапно оказались в стесненных условиях, либо дело было в стрессе, вызванным рождением ребенка в условиях крайней бедности, но этот пригород показался нам враждебной средой обитания, и все было так, как если бы я впервые попала в свою семью. Дом открылся мне с новой стороны, как место, где присутствовали нестабильность, ссоры и пренебрежение.

      Отчим считался духовным лидером суфийской общины, но за закрытыми дверями был эмоционально неуравновешенным и склонным к физическому насилию. А моя мать, тренер по йоге и фитотерапевт, была одной из тех, кто с легкостью мог заражать людей креативностью и энтузиазмом; однако насколько легко ей давались душевные подъемы, настолько же быстро она падала духом. Предрасположенная к жестоким приступам депрессии и ярости, от которых так и не смогла вылечиться, мать своими причудами приводила дом в состояние разрухи. В зависимости от дня недели, а порой от часа, ее настроение менялось от маниакального до подавленного и мелочного, поэтому мы все учились ходить вокруг нее на цыпочках. В моменты депрессии она проявляла суицидальные наклонности, приходя в отчаяние от одной только мысли, что ее никто не любит и не ценит.

      Уже в восьмилетнем возрасте мое сердце разрывалось от жалости к матери. Все, что я видела, ― это какой она была красивой, и мне казалось, что я обязана была успокаивать и поддерживать ее, укрывать ее под крылом моей любви. Но, как случается при внезапной грозе, когда быстро темнеют небеса, я отбивалась от ее нападок, если на нее находил приступ ярости. Возможно, из-за постоянной печали она испытывала отвращение к любому проявлению эмоций. Если я рыдала, она держалась подальше от меня и говорила, что я слишком все драматизирую или сама ищу повод для истерики.

      Самые первые мои сны были о том, как мать бросает меня. Мне снилось, что она оставляет меня ночью в темной аллее из-за того, что я случайно обидела ее. Или что я попала в лапы похитителей, которые привязали меня к мишени и бросают в меня дротики. В самом деле, мне казалось, что существовали две версии моей матери: первая ― та, за которую я несла ответственность, и вторая ― для которой я всего лишь мишень.

      Чем больше я пыталась быть любимой, тем чаще оказывалась в полном одиночестве в сгущающихся сумерках. Вскоре я начала сбегать из дома.

      В одиннадцать лет мою голову переполняли мысли о суициде. Единственное, что мне было тогда непонятно, ― почему я принимаю близко к сердцу весь тот негатив, который выливала на меня семья. Суицид был высшей формой проявления несогласия с происходящим; это способ «реализовать» гнетущий позыв к смерти, который обволакивал мое сердце. Когда я разменяла четырнадцатый год жизни, то сбежала окончательно. Какое-то время я побиралась, спала на полу и завязывала худшие знакомства из всех возможных на тот момент. В конце концов, меня схватила полиция и отправила в изолятор временного содержания, где я и познакомилась на собственном опыте с тем, что мы называем Системой.

      Системой