Новогодние рассказы о чуде. Александр Мелихов

это для него, судя по всему, умерли все ощущения – а для других нет. Другим было жестко, скользко, холодно, жарко, больно, приятно, страшно и еще по-всякому.

      Телефон заряжался.

      Танька понимала, что Олегу очень страшно, но он не отступит. Где-то на краю памяти вспыхнула история про кента, что полез в ад за женой… Надо было уходить не оборачиваясь, они шли-шли, но она все-таки обернулась и стала соляным столбом… Или он обернулся? Все в башке перепуталось, только одно ясно – вертеться не вариант.

      Олег нажал на кнопку включения. Пароль оказался не нужен.

      – Гошка диктофон любил… Там лимит, запись может длиться всего пару минут. И он вечно записи делал, одну за другой.

      Голоса перебивали друг друга, тыкались локтями, как в переполненном автобусе:

      – Ты собираешься? Опаздываешь уже! – Женщина.

      – Да! – Мужчина.

      – Гоша, доедай давай! – Женщина.

      – Тут сигареты лежали на холодильнике, кто взял? – Мужчина.

      – Я тебе говорила: прячь свои сигареты! Олег, ты? Гошке не дотянуться! – Женщина.

      – Гошка типа совсем тупой: не мог взять табуретку, да? – Молодой парень, в котором Таня не сразу опознала Олега.

      – Ага, Гошка взял и скурил… Олег, если узнаю, что ты куришь… – Женщина.

      – Ма-ам… – Олег.

      – Я все съел! – Ребенок.

      – Умница, Гоша! Олег, если узнаю, что ты куришь… Никаких тогда карманных денег на гульки-танцульки с этой твоей Лизкой… – Женщина.

      – Слушай, а ты не видела, я ключи свои куда в последний раз ложил? – Мужчина.

      – А вон что лежит? – Женщина.

      – Это Олеговы. Мои с брелком… – Мужчина.

      – Может, упали? За тумбу? – Женщина.

      – Смотрел уже.

      – Кошка, наверно, заиграла. – Женщина.

      – Или Гошка, – снова Олег.

      – Гошка не кошка! Гошка не кошка! – Ребенок.

      – Успокойся уже! – Женщина.

      – Гошка не кошка! Гошка не кошка! – продолжал скандировать малой.

      Танька боялась, что Олег заплачет. Как тогда утешать? Лизка вон не смогла. А она девушка его была. Хотя чем она утешить могла – сексом и конфеткой?

      Танька подумала, что у его мелкого, как и у него, Олега, наверно, была ямочка на подбородке. А батя чувствовал себя виноватым из-за того, что курит. А мать любила, чтоб ботинки в коридоре по размеру были выстроены. Хрен его знает, почему Танька так решила.

      Реветь Танька ненавидела, но себя побороть не смогла. Момент, когда первый раз шумно вдыхаешь и с всхлюпом выдыхаешь, при рыдании самый стыдный. Она затаила дыхание.

      – О, сейчас… Где это? Должно же быть! Оборжешься! Ну есть же оно! – Олег пролистывал диктофонные записи. – Во!

      Он нажал на воспроизведение, и из телефона понеслась задолбавшая всех в одно лето мелодия. Дурацкое кривляние, фиг знает почему ставшее популярным.

      – Тын-тырыдын-дын-тын-тын-дын-тын-дыры-дын-дын-дын-дын! Чмяо-чмяо! – детский голос перекрикивал эту какофонию. Малой типа подпевал.

      Олег засмеялся.

      Танька засмеялась тоже. С хлюпами и взвизгами, комкая воздух при