Сцены из жизни провинциала: Отрочество. Молодость. Летнее время. Джон Максвелл Кутзее

особенно тех, что постарше, способных, дай им хоть половину шанса, утащить тебя куда-нибудь в вельд и сотворить с тобой нечто, обещаемое их зловещими ухмылками, – к примеру, borsel[18] тебя, то есть, насколько ему удалось выяснить, стянуть с тебя штаны и вымазать твои яйца нанесенной на щетку сапожной ваксой (почему именно яйца? и почему сапожной ваксой?), а после отправить домой, чтобы ты бежал по улицам полуголый и ревущий.

      Похоже, кроме того, существует некое потаенное знание, доступное лишь мальчикам-африкандерам, его распространяют, посещая школу, студенты-педагоги, и относится оно к церемонии посвящения, к тому, что с тобой во время нее происходит. Африкандеры перешептываются об этом так же взволнованно, как о тростях и порках. То, что ему удается подслушать, вызывает у него отвращение: необходимость разгуливать в одном детском подгузнике, например, или пить мочу. Если для того, чтобы стать учителем, необходимо пройти через такое, в учителя он лучше не пойдет.

      Поговаривают, что правительство намеревается издать указ о переводе всех школьников с африкандерскими фамилиями в африкаансские классы. Родители обсуждают эту новость вполголоса, они явно встревожены. Что касается его, то при одной только мысли об учебе в одном классе с африкандерами им овладевает паника. Он заявляет родителям, что не подчинится этому указу. Просто перестанет ходить в школу, и все. Они стараются успокоить его. «Ничего не будет, – говорят они. – Это одни разговоры. Пока они там что-нибудь сделают, многие годы пройдут». Он в этом совсем не уверен.

      Удалять лжеанглийских мальчиков из английских классов предстоит, узнает он, школьным инспекторам. И теперь он живет в страхе перед днем, когда школьный инспектор войдет в класс, проведет пальцем по журналу, произнесет его имя и велит ему собрать учебники. Впрочем, на такой случай у него имеется тщательно разработанный план. Он соберет, конечно, учебники и, нисколько не протестуя, покинет класс. Но к африкандерам не пойдет. Вместо этого он спокойно, не привлекая к себе внимания, дойдет до сарая, в котором стоят велосипеды, выведет оттуда свой и понесется к дому – так быстро, что перехватить его никто не успеет. А дома закроет и запрет входную дверь и скажет матери, что в школу больше не пойдет и, если она выдаст его, покончит с собой.

      Портрет доктора Малана накрепко запечатлелся в его памяти. В круглом лице лысого Малана нет ни сострадания, ни милосердия. И горло у него пульсирует, как у лягушки. А губы поджаты.

      Он не забыл о первом, что проделал доктор Малан в 1948-м: запретил все комиксы о Капитане Марвеле и Супермене, разрешив таможне пропускать только те, что про зверушек, – комиксы, назначение которых состоит в том, чтобы подольше удерживать ребенка в пределах детства.

      Он думает о песнях африкандеров, которые приходится петь всем школьникам. Он уже успел возненавидеть эти песни до того, что, когда их запевают, его так и подмывает визжать, вопить и пердеть губами, – в особенности это относится к «Kom ons gaan blomme pluk» с ее детишками, резвящимися в полях среди

18

Начистить (афр.).