Миг счастья ускользающий. Татьяна Бочарова

была Тамара, и Лена вспомнила, что сама намеревалась позвонить ей, как только освободится.

      – Привет. Как дела? Что-нибудь выяснилось насчет письма?

      – Пока ничего. Ты-то как? Проводила Витюшу?

      – Да.

      – Все в порядке?

      – Вроде бы. – Лена покосилась на приоткрытую дверь в спальню.

      – А чем занимаешься? Небось наслаждаешься полной свободой, ловишь кайф? – Томка захохотала.

      Лена невольно улыбнулась.

      – Почти. Пытаюсь продолжить книгу.

      – Ну и как успехи? – полюбопытствовала Тамара.

      – Кажется, оставляют желать лучшего, – честно призналась она.

      – Пора тебе уже завершить свой труд. У меня руки чешутся его отредактировать.

      – Шустрая какая, – засмеялась Лена. – Я еще только на середине. – Она немного помолчала и добавила серьезно: – Если честно, Том, белиберда какая-то выходит.

      – Почему белиберда? – удивилась та.

      – Сама не знаю. – Лена тяжело вздохнула. – Настроение поганое. В голове ни одной умной мысли.

      В трубке на пару мгновений повисла тишина. Затем Томка неуверенно предположила:

      – Может, ты это… по Виктору скучаешь? Ну, переживаешь, что он уехал без тебя?

      – Да что ты! Я же сама отказалась. Специально, чтобы писать. И потом, он же не первый раз уезжает, я давно к этому привыкла.

      – Тогда не знаю, – недовольно произнесла Тамара, – но советую с книгой не тянуть. Кажется, это скоро будет единственным, что останется от Феофанова.

      Лена почувствовала, как болезненно сжалось сердце.

      – Ты шутишь? Неужели все так плохо?

      – Ой, не знаю. – Голос подруги дрогнул. – Я сегодня Семену Ильичу звонила, тот абсолютно никакой. Давление поднялось, еле говорит. Кто-то из знакомых чиновников ему сообщил, что, дескать, дело уже проиграно – все бумаги давно подписаны, а бабки уплачены.

      – Но ведь официального ответа нет, – не сдавалась Лена.

      – Ну нет, – с неохотой согласилась Томка, – только вот предчувствия у меня самые что ни на есть мрачные.

      – Ладно, – решительно проговорила Лена, – не будем о предчувствиях. Пойду я, Том, у меня компьютер включен. Может, нацежу еще пару страничек.

      – Иди, цеди, – разрешила Тамара, – завтра утром созвонимся.

      – Целую. – Лена положила трубку, прошла в комнату, снова уселась за стол. Прокрутила вновь написанные страницы в обратном порядке. Устроилась поудобней и впилась взглядом в экран.

      «…В восемнадцать лет к Аполлинарию пришла первая любовь. Ее звали Грушенька, Аграфена Петровна Лушникова. Она была дочерью Петра Павловича Лушникова, полковника гвардии. Феофанов в ту пору только поступил в университет, а параллельно с этим увлекался живописью, писал портреты знакомых и приятелей. Работы его отличались удивительной точностью, как-то незаметно пошла слава о нем как о хорошем портретисте. Родители Грушеньки попросили Аполлинария нарисовать их дочь.

      Двадцатиоднолетняя Аграфена