Фатерланд. Роберт Харрис

из времен Римской империи. Картины, гобелены, сокровища, награбленные у церквей, драгоценности. Взятки деньгами и натурой, если понимаешь, что я имею в виду. – Голубые глаза Хальдера светились, брови плясали.

      – И Булер имел к этому отношение?

      – Кто знает? Если нет, то он, пожалуй, был единственным, не связанным с этим делом.

      – Это, возможно, объясняет, откуда у него дом в Шваненвердере.

      Хальдер тихонько присвистнул:

      – Вот тебе и ответ. Мы с тобой, друг мой, были не на той войне. Запертые в вонючем металлическом гробу в двух сотнях метров от поверхности воды в Атлантике. А могли бы жить в силезском замке, спать на шелках в компании с парой молоденьких полек.

      У Марша еще было что расспросить, но не было времени. Когда они выходили, Хальдер сказал:

      – Итак, ты придешь пообедать у меня с коллегой, занимающейся Союзом немецких девушек?

      – Я подумаю.

      – Может быть, нам удастся уговорить ее носить форму. – Стоя у входа в гостиницу с глубоко засунутыми в карманы руками и в дважды обернутом вокруг шеи длинном шарфе, Хальдер стал еще больше похож на студента. Вдруг он хлопнул себя ладонью по лбу. – Начисто забыл! А ведь собирался сказать тебе. Вот память… На прошлой неделе в архив приходили двое парней из зипо и расспрашивали о тебе.

      Марш почувствовал, как с лица исчезла улыбка.

      – Гестапо? Что им было нужно?

      Ему удалось сохранить легкий, непринужденный тон.

      – О, обычный набор. «Как он вел себя во время войны? Придерживается ли он каких-либо твердых политических взглядов? Кто его друзья?..» В чем дело, Зави? Продвижение по службе или что-нибудь еще?

      – Должно быть. – Он приказал себе расслабиться. Возможно, всего лишь обычная проверка. Не забыть спросить Макса, не слыхал ли он что-нибудь о новой проверке персонала.

      – Ну тогда, если станешь начальником крипо, не забывай старых друзей.

      Марш рассмеялся:

      – Не забуду. – Они обменялись рукопожатиями. Когда расходились, Марш произнес: – Интересно, были ли у Булера враги?

      – Не сомневайся, – ответил Хальдер.

      – Кто же тогда они?

      Хальдер пожал плечами:

      – Для начала тридцать миллионов поляков.

      Единственной живой душой на втором этаже здания на Вердершермаркт была уборщица-полька. Когда Марш выходил из лифта, она стояла к нему спиной. Ему был виден только широкий зад, покоящийся на пятках черных резиновых сапог, да красная косынка на волосах, которая качалась в такт ее движениям – она скребла щеткой пол. Она тихо пела про себя на родном языке. Он протиснулся мимо нее и вошел в кабинет. Когда дверь закрылась, Марш услышал, как она запела снова.

      Еще не было девяти. Он повесил фуражку у двери и расстегнул пуговицы мундира. На его столе лежал большой коричневый пакет. Он открыл его и вытряхнул содержимое – фотография с места преступления. Глянцевые цветные снимки тела Булера, развалившегося, словно загорая, на берегу озера.

      Он