Почти цивилизованный Восток. Карина Демина

ей… ей нужно было услышать!

      Очень.

      И нить поддалась. Правда, истончилась опасно, но Эва ведь недолго.

      – Вот, стало быть, как… – хмуро произнес Стефано. Он сидел в комнатушке, где едва-едва уместились кривоногий стол и пара стульев. На столе стояли кувшины, лежал разломанный хлеб и куски какого-то мяса. Прямо в лужах жира. – Твою ж… и давно?

      – Вот только весточку получил. – Его собеседник с лицом отпетого негодяя – в книгах любви всегда мешают отпетые негодяи, уродливые с виду, и в душе тоже, – жевал хлеб. Задумчиво так. И чистил ногти острием длинного и столь же уродливого ножа. – Знающий человек настоятельно рекомендовал залечь на дно.

      – Что он…

      – Не перебивай, – жестко сказал тот, с ножом. – И послушай. Заказчик помер? Это не наша с тобой проблема. Другое дело, что помер он не тихо. Многое дерьмо всплыло. И как понимаешь, разные люди начнут задавать разные вопросы.

      Это… это какие?

      – И многие… в свете последних событий пересмотрят свое отношение к случившемуся.

      А речь у него правильная. Даже Стефано иногда… оговаривается. Но ему простительно. Он ведь рос в бедной семье, это уже потом дядюшка понял, что ему наследник нужен.

      Или это тоже ложь?

      Нет никакого дядюшки, который вот-вот должен уйти, оставив наследство и титул бедному Стефано? И самого Стефано, того хрупкого, слегка застенчивого, так легко краснеющего, тоже нет?

      А… кто есть?

      На самом деле?

      – Твою… – То, что произнес Стефано, Эва вряд ли сумела бы повторить. – И что теперь?

      – Теперь… я бы советовал убраться куда-нибудь подальше. Скажем, вот в Старом Свете, говорят, неплохо устроиться можно. Если с деньгами.

      – С деньгами везде можно.

      – Что, уже проигрался?

      – Не везло.

      – Дурак ты, – покачал головой человек. – Ладно… девка твоя что?

      – Да спит. Что с ней делать-то?

      – Ну… я бы посоветовал избавиться. Она тебя видела.

      И не только его! Эва стиснула кулачки. Ее разрывало от гнева. И обиды. Как так! Она ведь… она ведь его любила! По-настоящему!

      Так, как только можно любить человека! Чтобы с первого взгляда и до последнего вздоха.

      – Жалко…

      – По-настоящему жалко станет, когда ее родичи тебя отыщут.

      – А если… она ведь спит. И верит. – Мужчина, которому Эва и вправду верила, почти как себе и даже больше, задумался. – Можно ведь… до храма, а там обвенчают.

      – И?

      – И назад. Небось, поорут да успокоятся. Примут. Куда им деваться-то? Заживу…

      – Хорошо, правда, недолго. Как думаешь, что ее папенька-некромант с тобой сотворит, когда поймет, кто ты?

      – Она… меня любит.

      – Во-первых, бабская любовь – что цвет весенний. Сегодня есть, а завтра облетела вся. Во-вторых, любить она может хоть до изнеможения. Думаешь, поможет? Отправят куда-нибудь на воды здоровье поправлять, а с тобой несчастный случай произойдет. И никто не удивится.

      Стефано выругался.

      А Эва едва не лопнула от злости. Вовсе отец не такой! Да, он бы рассердился.