Шепот под землей. Бен Ааронович

толпа, вооруженная режущими инструментами – чтобы так же поступить со всем остальным.

      Моя же задача состояла в другом.

      Надев защитную маску и очки, я наклонился к телу как можно ближе и закрыл глаза. Трупы людей очень плохо держат вестигии, но если магический импульс (допустим, это был именно он) оказался достаточно силен, чтобы убить человека, то не мог не оставить следа. Однако сейчас я если что и почуял, то в рамках обычного восприятия: запахи крови, пыли и мочи, на этот раз уж точно не лисьей.

      Насколько я мог судить, никаких вестигиев это тело не хранило. Я выпрямился и обернулся к Стефанопулос. Она нахмурилась.

      – Зачем вы меня вызвали? – спросил я.

      – С этим делом что-то не так, – бросила она. – Я подумала, лучше позвать тебя сразу, чем привлекать потом.

      Утром, например, когда удалось бы выспаться и позавтракать, добавил я про себя. Вслух нельзя: в должностных обязанностях офицера полиции четко указано «режим готовности в любое время суток».

      – Я ничего не чувствую, – сказал я.

      – Тогда не мешай. – Она жестом велела мне отойти. Коллегам из других отделов мы, как правило, не объясняем, как работает наш, – в основном потому, что все руководства и процедуры приходится выдумывать по ходу дела. В итоге офицеры высокого ранга, вроде Стефанопулос, обычно знают, что мы что-то делаем, – но не знают, что именно.

      Я отошел от трупа, и заждавшиеся криминалисты бросились дальше терзать место преступления.

      – Кто такой? – спросил я.

      – Пока не знаем, – ответила Стефанопулос. – Одиночная колотая рана в нижней части спины, кровавый след уходит в тоннель. Трудно сказать, притащили его сюда или сам дополз.

      Я глянул вниз, на рельсы. В тоннелях, построенных открытым способом, пути идут совсем рядом, как в наземном железнодорожном полотне. Значит, на время работы следственной группы перекрыли обе линии – и туда, и обратно.

      – Это какое направление? – спросил я, ибо слегка потерял ориентацию в пространстве.

      – Восточное, – отозвалась Стефанопулос.

      То есть в сторону Юстона и Кингс-Кросса, подумал я.

      – Но это еще ладно, – добавила она и кивнула в противоположную сторону. – Вон там, сразу за поворотом, она пересекается с линиями Дистрикт и Хэммерсмит, так что перекрывать придется всю развязку.

      – Транспорт Лондона будет в восторге, – заметил я.

      – Да у них уже счастья полные штаны, – усмехнулась старший инспектор.

      Метро должно открыться на вход меньше чем через три часа, и если к этому времени станция «Бейкер-стрит» будет перекрыта, движение полностью встанет. И это в начале последней рабочей недели перед Рождеством!

      Но все же Стефанопулос не ошибалась: что-то в этом деле было странное. И не только смерть несчастного парня. Скользнув взглядом по черному провалу тоннеля, я ощутил на миг… нет, даже не вестигий, а отголосок чего-то гораздо более древнего. Нутряного инстинкта, который мы пронесли через все века эволюции, с момента, когда