Нелепого даже лобзание. Елена Пани-Панкова

й,

      окунаюсь, милый, в злую ночь.

      Снова зачеркнёт меня молитва,

      что ты произносишь каждый день.

      Но она ведь временна, как бритва.

      зато я теперь, как твоя тень.

      Ты внушил себе, что я – проклятье

      и толкаю на неверный путь.

      Но не надо, ради Бога, врать мне,

      что тебя волнует одна грудь.

      Должен ты переписать сценарий,

      только я могу тебе помочь.

      Но опять ты мчишься в серпентарий,

      а со мною вновь – одна лишь ночь.

      И даже в этой страсти – холодок

      И даже в этой страсти – холодок

      Неверия и страха пред изменой.

      Ведь знаешь: будет счастья с ноготок,

      Изводишь мыслью этой мерзкой, скверной.

      Ты знаешь, о, ты знаешь всё теперь!

      Но сердце… Ведь оно непобедимо.

      Тому навстречу открываешь дверь,

      Что тащит в ад тебя неотвратимо.

      Крадёт сатана

      Всё затюлено. Белый покров лёг на старый невзрачный мой двор. Этот праздник цветущих кустов, словно неба со мной разговор. Так зовёт небо в "новую" жизнь, красотою смущая опять. Только ждёт вслед за этим ряд клизм, всё откатится к прошлому, вспять. То, что пело, в дорогу звало, открывая химерный простор, Надоело уже, отжило: утащил радость странненький вор. Этот вор, он и есть, видно, явь, что обманом одним лишь дана. Сколько ты оболочку ни славь,

      всё крадёт у тебя сатана.

      Не стерва

      За прямоту и честность

      готовы проклинать.

      Средь подхалимов тесно,

      нельзя же не признать.

      В отличие от стервы,

      готова пожалеть.

      Но виноваты нервы:

      могу я и задеть.

      Поймите же, ребята,

      мы здесь не для того,

      Чтоб греться, как котята,

      закрывшись от плевков.

      Подвякало

      Кто его за язык-то тянет?!

      Раб системы и "доброхот".

      Смерть придёт не на поле брани.

      Инсургенту заткнули рот.

      Здесь подвякало – серой массой,

      Будто свора мышей, пищит.

      У него нет живого глаза,

      Разгрызёт даже мощный щит.

      Он сидит за большими спинами

      Небожителей, существо.

      Наплевал он, что под кумирами

      Раздавили здесь естество.

      Он родился уже подвякалом,

      Хорошо ему под козлом.

      От него много светлых плакало,

      Ибо он – тут главное зло.

      Не один он такой, их склейкою

      Занят твой запредельный враг.

      А отдельно – лишь вошью мелкою.

      Но он в стаде, ведь не дурак.

      Бабское-рабское

      Уйди, это бабское-рабское!

      Уйди, дай свободно дышать!

      Я с лёгкостью злою гусарскою

      Хочу мужиков посылать…

      Но бабья такая потреба -

      Купаться в красивой лжи.

      Ведёт похоть в пропасть слепо.

      О Господи, удержи!!!

      Любя ту меня, что не я

      А вы же не любите честных, скажите мне честно уже. Бегите подальше от "пресных" в объятия сук в неглиже. Ругаешь меня: не кокетка, ну, дура, наверное, я. Обманет лихая нимфетка: другие там учителя. Но если просил ложь сам гений*, дурить буду тоже тебя. Живи в череде сих затмений, любя ту меня, что не я.

      *А.Пушкин: "Я сам обманываться рад!".

      В сладком том ненасытье

      Дай мне право уйти

      (дай возможность уйти спозаранку).

      Я опомнюсь в пути,

      получив в нём заслуженно ранку.

      Я себя прокляну,

      но зато я вдохну хоть раз волю.

      Небо я обниму

      и пойму наконец злую долю.

      Я вернусь, может быть

      (ну а если вдруг нет, то простишь ты).

      Коль