Праздничный патруль (сборник). Галия Мавлютова

поудобнее. Послышался хруст костей.

      – Эх, если бы не мои кости, я бы вам дал жару! – пригрозил кому-то Степаныч, вкладывая в угрозу всю еще не усмирившуюся страсть к делу.

      – Степаныч, здесь я – главный дирижер! А ты в пристяжных ходишь, – примирительно заговорил Батанов.

      – Пристяжной-пристяжной, а ты дубинкой дирижируешь! – разозлился Степаныч. – У тебя вся музыка из-под палки.

      – Ты еще вспомни, как вы за идею горбатились, – скривился Батанов. – Угомонись! Давай лучше подумаем, как мы Новый год отработаем?

      – Не мы, а ты. Тебе надо, ты и думай! – отрезал Степаныч. – Я привык встречать Новый год в кругу семьи.

      План района зашевелился и чуть не упал со стола, но Константин Петрович удержал его, успев перехватить в полете.

      – Угомонись, Степаныч, я не предлагаю тебе работу под Новый год, знаю, что ты уже отпахал свое. Мы с тобой должны покумекать, как расставить силы 30, 31 декабря и 1 января. Усек?

      – Усек, – кивнул Степаныч. – Боишься, что влетит тебе за девицу? Я бы тоже боялся… Дура! Я знал, что она такая, но не знал, что до такой степени.

      – Какая? – навострил уши Батанов.

      – Пробивная. Ее в дверь гонят – она в форточку норовит пролезть. Она не из этих, она из тех.

      – Прекрати, Степаныч, тех, этих, таких… Угомонись!

      Оба насторожились. Кто-то безуспешно боролся с дверью, а та никак не хотела открываться. Борьба принимала все более напряженные обороты, наконец, дверь распахнулась. Кузина с торжествующим возгласом влетела в кабинет.

      – В другую сторону открывается! – воскликнула Алина, щерясь счастливой улыбкой.

      «Вот дура!» – одновременно подумали мужчины.

      – Здравствуйте, Виктор Степанович! Константин Петрович, потерпевший спрашивает, когда мы вернем ему машину? Что ему сказать?

      – Что хочешь, – покачал головой Батанов. – Что хочешь, то и говори. Хоть анекдоты рассказывай. Басни. Песни пой. Ты же опер. Или ты не опер?

      – Опер! – насупилась Алина. – Опер. А кто же еще?

      – Ну, раз опер, вот и выкручивайся, говори потерпевшему, что считаешь нужным. Так, Степаныч?

      – Так-так, – буркнул Виктор Степанович.

      – А он кричит, цепляется к словам, ругается, – ябедничала Алина.

      – Еще бы ему не цепляться, когда у него тачку за шесть лимонов угнали. Ему что за такие деньги, хвалить тебя надо?

      – Нет, зачем же. Хвалить не нужно, но и ругаться не стоит, – посетовала Алина, – от ругани тачка не реанимируется.

      – Что? – округлил глаза Батанов. – Не реанимируется? Иди, Кузина, иди, работай! Не пей мне кровь, пожалуйста, а то я жене пожалуюсь. Ей не понравится, что кто-то еще жаждет моей крови. Она не отдаст другой ни капли из моего организма. Кстати, что у тебя с лицом?

      – Ничего, – обиделась Кузина, – обычное лицо. Щеки горят немного.

      – И не только щеки, у тебя сплошной пожар на лице.

      Алина окончательно