Грехи отцов. Сергей Зверев

сказал капитан, – профессионал. Есть версии?

      Егор покачал головой. Какие версии, откуда? Нет версий, как и нет причин убивать Павлова, те времена давно минули, как дурной сон. Но растяжка, профи… Это ему точно не приснилось, как терпкий вкус дорогого коньяка – его осталось еще немного на дне стопки.

      – Разберемся. – Капитан поднялся, вытащил шипящую рацию, нажал кнопку, и в кабинете стало тихо. – Я вам позвоню.

      – Хорошо. – Егор влил в себя коньяк, не чувствуя вкуса, поглядел на закрывшуюся дверь. Конечно, позвонит, куда он денется, может быть, уже сегодня. За окном глухо грохнуло, дрогнули стекла, и Егор вздрогнул, повернул голову на шум. Но это был дождь, майский ливень, по стеклам били тугие струи, пахло озоном. А внизу суетились санитары – они заталкивали в «Скорую» носилки с черным пластиковым мешком на них, легким, судя по их быстрым движениям, и плоским, точно пустым внутри. Егор захлопнул створку и сел на подоконник, уставился на рыб в аквариуме, что медленно плавали туда-сюда, шевеля роскошными хвостами.

* * *

      Чего ждать от мелкого засранца, кроме пакости, да еще если пакость вышла далеко не мелкая, под стать доносчику, рослому детине весом под сотню. На старшеклассника Дима Капустин малость дебильноватым видом и рыхлой тушей ну никак не тянул, походил на неопрятного вида похмельного работягу или слесаря из домоуправления и тем не менее учился с Егором в одном классе. Второй год учился и, судя по оценкам, планировал провести в десятом еще годик-другой. Умом Капустин не вышел, зато сила и дурь перли из него через край, гормоны придавали этой смеси особую пикантность, и от Димы шарахались не только одноклассницы, но и парни. Отягощенные воспитанием, начитанные мальчишки то ли не решались связываться с Димой, считая это ниже своего достоинства, то ли просто боялись его. Кулаки он пускал в ход по поводу и без, задирал девчонкам юбки и радостно ржал, когда жертва, краснея и вся в слезах, рвалась из его лап, норовил запустить руку под подол. Учителя ограничивались внушениями, грозили шалуну пальцем, но и только – телесные наказания считались непедагогичными, да и гороно не одобряло. Вот Дима и резвился, как козел в огороде, скакал, бил копытом, вонял – уже не фигурально, а реально и паскудно – и доскакался. До хорошего, качественного «фонаря» во всю левую половину прыщавой физиономии и распухшего носа. И разбитой губы в придачу, которую трогал кончиком языка, сидя, как примерный мальчик, на передней парте, сложив руки перед собой и поглядывая то на классного руководителя, то на толстую коротконогую блондинку, что угнездилась рядом. Она гордо выгнула спину и с видом вдовствующей императрицы глянула на классную, потом с истинно куриной нежностью на Диму. Прикрыла глаза цветастым платочком и тяжко вздохнула.

      – Димочка…. – разобрал Егор и плотнее прижался к стенке. Перехватил быстрый взгляд отца, спокойно пережидавшего прелюдию, и уставился в открытое окно. Там было хорошо – небо без единого облачка, нежные кленовые листочки шевелились под майским ветерком, пахло черемухой и еще чем-то