В плену Гора. Мария Зайцева

его всегда тянуло на светлую сторону? Иначе, с чего бы ему ментам  помогать? Благодарность испытывать к  органам правопорядка не за что, нас они в свое время поимели по полной, сначала замяв расследование гибели отца, а потом, после того, как мать признали недееспособной,  со спокойной совестью отдав меня , шестнадцатилетнюю, не своему брату, как должны были, а чужому человеку. Мотивируя это тем, что брату только-только восемнадцать исполнилось, а опекун – солидный, взрослый и очень уважаемый не только в нашем городе, но и на большой земле человек.

      После этого Макса очень быстро усадили в тюрьму, а меня…

      Ладно, чего вспоминать…

      Главное, что все прошло.

      И , главное, что мы все преодолели. Вместе.

      Только вместе!

      И ни о каком расставании я даже слышать не желаю.

      Максик, поизучав мое суровое лицо, вздохнул, подхватил сумку и, заявив, что пошел прогревать тачку, выскочил из квартиры.

      Я глянула в окно, реально машину начал греть, хмыкнула победно   и ускорилась. Судя по его нервозности и спешке, время поджимало.

      Ну ничего, прорвемся. Всегда прорывались.

      Такая была спокойная и уверенная в этот момент…

      Дура, что тут скажешь?

      Полная и абсолютная дура.

      Забыла, что мужики на все всегда имеют свое, естественно, самое правильное мнение. Единственно верное.

      Когда я вышла из подъезда, машина Максика уже обзавелась подружкой. Вернее, другом. Большим таким. Черным.

      Доминирующим. Как и его хозяин.

      Здоровенный,  бритоголовый, небритый,  в кожаной куртке, на провинциальный манер распахнутой так, чтоб была видна рубашка и перевязь портупеи. В авиаторах. Зимой. Наверно специально нацепил, чтоб морду наглую скрыть. Каменную.

      Макс торопливо шагнул ко мне, застывшей соляным столбом у подъезда.

      – Малая, не кипишуй! Так будет лучше!

      Я , уже поняв, что мой братишка каином заделался, швырнула в него со всей дури тяжеленную сумку:

      – Сука ты!

      Он легко увернулся от снаряда, подхватил меня, обнял, несмотря на яростное сопротивление, забубнил в ухо настойчиво:

      – Малая, малая, ну не надо цирка. Нет времени совсем, понимаешь? У нас нет вариантов вдвоем. Все перекрыто уже. Все. Наши рожи везде. Из области не выпустят, на всех,  сука,   столбах висим. Я не хотел пугать, правда. Но мы вперлись. И это – единственный варик. Отсидимся две недели, потом свалим, слышишь? Ну не кипишуй, малая…

      Я молча рвалась из его рук, шипела сквозь зубы матерно и зло, какой он мудак, и тварь, и сволочь…

      Макс соглашался, просил прощения, уговаривал, гладил утешительно по спине.

      И за всем этим цирком бесстрастно наблюдал проклятый подпол.

      Выразительности  в его морде было примерно столько же, сколько в бордюрном камне.

      – Почему он? – сквозь зубы прошипела я, уже сдаваясь.

      Максик, как всегда , тонко чувствуя перемены в моем настроении, обрадованно забубнил в два раза быстрее:

      – Да потому что искать не будут, понимаешь? И меня не будут там, куда еду. И тебя. Он обещал, что ни волоса не упадет. Малая, мы же на