Дикие лебеди. Ганс Христиан Андерсен

больше в открытом море и рассказывала, что это было лучше всего: куда ни оглянись, на много-много миль вокруг – одна вода да небо, опрокинувшееся над водой, точно огромный стеклянный купол; вдали, как морские чайки, проносились большие корабли, играли и кувыркались забавные дельфины и пускали из ноздрей сотни фонтанов огромные киты.

      Потом пришла очередь предпоследней сестры; её день рождения приходился зимой, и потому она увидала в первый раз то, чего не видели другие: море было зеленоватого цвета, повсюду плавали большие ледяные горы: ни дать ни взять жемчужины, рассказывала она, но такие огромные, выше самых высоких колоколен! Некоторые из них были очень причудливой формы и блестели, как алмазные. Она уселась на самую большую, ветер развевал её длинные волосы, а моряки испуганно обходили гору подальше. К вечеру небо покрылось тучами, засверкала молния, загремел гром и тёмное море стало бросать ледяные глыбы из стороны в сторону, а они так и сверкали при блеске молнии. На кораблях убирали паруса, люди метались в страхе и ужасе, а она спокойно плыла себе на ледяной горе и смотрела, как огненные зигзаги молнии, прорезав небо, падали в море.

      Вообще, каждая из сестёр была в восторге от того, что видела в первый раз: всё было для них ново и потому нравилось; но, получив, как взрослые девушки, позволение плавать повсюду, они скоро присмотрелись ко всему и через месяц стали уже говорить, что везде хорошо, а дома лучше.

      Часто по вечерам все пять сестёр сплетались руками и поднимались на поверхность воды; у всех были чудеснейшие голоса, каких не бывает у людей на земле, и вот, когда начиналась буря и они видели, что кораблям грозит опасность, они подплывали к ним, пели о чудесах подводного царства и просили моряков не бояться опуститься на дно; но моряки не могли разобрать слов; им казалось, что это просто шумит буря; да им всё равно не удалось бы увидать на дне никаких чудес: если корабль погибал, люди тонули и приплывали ко дворцу морского царя уже мёртвыми.

      Младшая же русалочка, в то время как сёстры её всплывали рука об руку на поверхность моря, оставалась одна-одинёшенька и смотрела им вслед, готовая заплакать, но русалки не могут плакать, и оттого ей было ещё тяжелее.

      – Ах, когда же мне будет пятнадцать лет? – говорила она. – Я знаю, что очень полюблю и тот свет, и людей, которые там живут!

      Наконец и ей исполнилось пятнадцать лет!

      – Ну вот, вырастили и тебя! – сказала бабушка, вдовствующая королева. – Поди сюда, надо и тебя принарядить, как других сестёр!

      И она надела русалочке на голову венец из белых жемчужных лилий – каждый лепесток был половинкой жемчужины, потом, для обозначения высокого сана принцессы, приказала прицепиться к её хвосту восьмерым устрицам.

      – Да это больно! – сказала русалочка.

      – Ради красоты приходится и потерпеть немножко! – сказала старуха.

      Ах, с каким удовольствием скинула бы с себя русалочка все эти уборы и тяжёлый венец: красненькие цветочки из её садика шли ей куда больше, но