Невиданные чудеса Дивнозёрья. Алан Чароит

моргнешь – лопнут почки, зазеленеют деревья, пойдут в рост побеги… Природа уже пробудилась и готовилась выстрелить зеленью. Аннушка всегда любила весну, но сейчас особой радости не испытывала. Ей было немного не по себе: все казалось, будто бы за ней кто-то наблюдает из тьмы…

      Выйдя в поле, она рассыпала угощение для птиц, выложила дары на бязевую скатерку и уселась прямо на землю, скрестив ноги по-турецки.

      – Какой же ерундой я собираюсь заняться! – сказала она с нервным смешком и прикрыла глаза.

      Деревенская ночь не была тихой. Повсюду что-то скрипело, пересвистывалось, ухало. В овражке звенел ручеек, где-то неподалеку квохтали куры, мычала корова в чужом хлеву…

      Аннушка коснулась пальцами влажной распаханной земли и прошептала:

      – Не знаю, кто меня слышит и слышит ли вообще, но я пришла сказать, что отказываюсь от всего, что положено мне по праву рождения. Не желаю быть ведьмой-хранительницей. Не моя это судьба. Отпустите, прошу. Дайте прожить свою собственную жизнь, не отнимайте удачу и маму тоже не наказывайте. Она ни в чем не виновата, пусть не болеет и не страдает из-за меня.

      – А много ли ты знаешь о судьбе, ведьма? – раздался над ухом тихий насмешливый голос, и Аннушка, вздрогнув, открыла глаза.

      Перед ней стояла совсем молодая девчонка – тощая, угловатая, от силы лет четырнадцати на вид. Ее куцые светлые косички смешно торчали вверх, все лицо было покрыто конопушками, из-под короткого платьица виднелись сбитые коленки и босые ступни.

      – Ты кто такая? – Аннушка захлопала глазами. – Что ты вообще делаешь ночью в поле? Тебе баиньки не пора, а?

      – Мое время только наступает, – фыркнула девчонка. – Ты позвала, и я услышала. А кто я – не суть важно.

      – Ну, надо же мне тебя как-то называть. – Аннушка широким жестом указала на дары: – Ты это… угощайся, что ли.

      Девушка взяла банан и с некоторым недоумением покрутила его в руках.

      – У меня много имен. Хочешь, зови Судьбопряхой. Хочешь – сестрицей Весной. Или любым именем, какое тебе по нраву. Все равно мы видимся в первый и последний раз.

      У Аннушки аж дыхание перехватило.

      – Значит, ты меня отпустишь?

      – Неволить не стану. – Судьбопряха улыбнулась, но ее синие глаза так и остались серьезными. – Но плату потребую. Негоже от предназначения за здорово живешь отказываться.