Невиданные чудеса Дивнозёрья. Алан Чароит

многих. Думаешь, почему во все времена поэтов и сказителей так уважали?

      Надежда вспыхнула ярким огоньком, но тут же погасла.

      – Но я и петь-то не умею… – Таисья опустила голову.

      В комнате как будто бы стало темнее. Особенно в дальнем углу.

      – А ты нешто немая? – усмехнулся Радосвет.

      – Ну что ты глупые вопросы задаёшь? Нет, конечно!

      – Коли голос есть – значит, сможешь. Пой так, будто никто не слышит, главное – искренне, от всей души. Вот увидишь: тьма отступит, и на сердце станет светлее.

      Такое простое объяснение не приходило Таисье в голову. Ей-то всегда говорили: «Не умеешь – не берись». Или: «Не можешь сделать хорошо – лучше не делай вовсе». И повторяли это так часто, что она поверила.

      – Знаешь, порой для того, чтобы запеть, тоже надо набраться немалой смелости, – вздохнула она. – Но я справлюсь, обещаю. А пока… может быть, ты мне что-нибудь споёшь? Что ты пел, когда разгонял свои страхи?

      – Ладно… есть одна песня. Её принесли сказители из дальних земель. Моя любимая. Слушай.

      Радосвет прикрыл глаза и тихонько завёл мелодию. Голос у него был не сильный, но приятный. А для Таисьи так и вообще самый лучший на свете. Потому что никто не споёт лучше любимого.

      На вечерней заре диво дивное может случиться:

      Из чащобы лесной белоснежная выйдет волчица.

      Разбежавшись, взлетит под восторженный вой волчьих песен —

      У неё на спине едет рыжий улыбчивый месяц.

      Он пока ещё юн и не знает дороги к рассвету,

      А волчица спешит, потому что кончается лето.

      Ей так нужно успеть, сделав круг над верхушками сосен,

      Отнести седока в час урочный на станцию Осень.

      Месяц шепчет:

      «Скажи, я смогу до того, как состарюсь,

      Принести в этот мир безмятежность, удачу и радость?

      Я покончить хочу со страданием, войнами, злобой…»

      Отвечает она:

      «Вряд ли, друг. Но ты всё же попробуй.

      Или просто сияй до тех пор, пока весь не исчезнешь,

      И надежду дари, чтобы мрак расступился кромешный.

      На крутом вираже не свались – и достаточно будет.

      Остальное потом без тебя сами сделают люди».

      Удивляется месяц:

      «Но люди слабы и бескрылы.

      Разве могут они сделать то, что и нам не под силу?

      Чем утешится тот, кто напрасно сражался и сгинул?»

      «Он потом, как и ты, в новолунье мне сядет на спину,

      Чтоб светить каждый день в зной и слякоть, в любую погоду,

      Для других смельчаков разжигая огонь путеводный.

      Не бывает дорог, рубежей и историй напрасных —

      И, наверное, в этом и есть настоящее счастье».

      Песня закончилась, но Таисья ещё некоторое время молчала, боясь нарушить тишину. Впервые за многие дни на душе стало светло и спокойно. Теперь она знала, что в тёмном углу никто не прячется, а буря – это просто буря. Пусть себе громыхает.

      – Мне