Сердце из хризолита. Эля Рин

я играла, читала, мечтала, когда хотелось побыть одной…

      Я улыбнулась, вспомнив, как мне бывало тут легко и весело. И тут же испуганно замерла.

      Из беседки слышались голоса.

* * *

      Первый голос был мне очень хорошо знаком.

      Человек с этим голосом когда-то читал мне на ночь сказки, учил завязывать шнурки и плести пояски из длинных кожаных полосок, ходить по узким перилам, не теряя равновесия, и находить самые интересные книги в библиотеке. Дядюшка Винс. Он гостил у нас несколько раз в год, и каждый раз я начинала ждать его следующего приезда, когда он еще только прощался.

      Он привозил мне кукол, которые пели, танцевали и кланялись.

      Угощал заморскими фруктами и засахаренными орехами.

      Дарил свистульки, искусно вырезанные из дерева, и стеклянные гребни.

      А когда мне исполнилось четырнадцать, привез первое бальное платье и туфельки. Помню, они тогда повздорили с матерью: та утверждала, что уже заказала наряд у лучшего портного в столице, что она лучше знает, как следует одевать дебютантку… Но дядюшка только громко рассмеялся. Его смех будто рассыпался дробными «ха» по всему дому, отскакивая от зеркал и люстр.

      Конечно, в итоге я танцевала в подарке дядюшки.

      Зачарованный лиф платья обвивали розовые стебли без шипов с нежными бутонами. Они дарили прохладу и тонкий волшебный аромат, чуть слышно позванивали при каждом движении и превращали меня из смущенной девочки в чудесную фею. А хрустальные туфельки словно знали, какой танец играют музыканты, и подстраивались под каждый шаг.

      – Сколько они стоили? – спросил отец на следующее утро, когда я сидела за столом, позевывая, а пятки будто сами по себе выстукивали под столом ритмы вчерашних мелодий.

      – Не все ли равно, – пожал плечами дядя. – Я в твой карман не заглядываю.

      Отец скривился, словно откусил кусок недозрелого яблока. Дела в тот год шли не слишком хорошо, он ходил смурной и то и дело задерживался в порту до ночи. Не доверял управляющим, тратил силы и нервы, а потом срывался на нас. Точнее, на мне. Братья же научились – кто чуять, кто предсказывать – его плохое настроение и всегда норовили улизнуть из дома…

      – Слушай и запоминай! – веско проговорил дядюшка, и я вынырнула из прошлого. Шагнула вплотную к беседке, осторожно опустилась на землю и прижалась спиной к деревянной колонне. Даже если дядя решит выглянуть в окно, вряд ли он что-то разберет – уж слишком хорошо тут вьюнок разросся. А даже если увидит меня…

      Я закусила губу. Может, стоит ему открыться? Он всегда был на моей стороне. Всегда-всегда. И…

      Но тут прозвучал второй голос, и я застыла. Забыла, как дышать. В мире ничего не осталось, кроме этого голоса. Кроме подслушанного разговора.

      – Подожди! Можно, я буду рисовать карту?

      – Зачем тебе карта, девочка моя?

      – Ты же сам сказал, что расскажешь дорогу. Значит, ее можно нарисовать.

      – Но у нас нет бума…

      – Есть! Я утащила из дома несколько листов. И книгу, чтоб