Лирика. Федор Тютчев

в сих цветущих и поднесь садах

      Их легких ног скользил незримый шаг?

21 апреля 1834* * *

      Я лютеран люблю богослуженье,

      Обряд их строгий, важный и простой —

      Сих голых стен, сей храмины пустой

      Понятно мне высокое ученье.

      Не видите ль? Собравшися в дорогу,

      В последний раз вам вера предстоит:

      Еще она не перешла порогу,

      Но дом ее уж пуст и гол стоит, —

      Еще она не перешла порогу,

      Еще за ней не затворилась дверь…

      Но час настал, пробил… Молитесь Богу,

      В последний раз вы молитесь теперь.

16 сентября 1834* * *

      Из края в край, из града в град

      Судьба, как вихрь, людей метет,

      И рад ли ты, или не рад,

      Что нужды ей?.. Вперед, вперед!

      Знакомый звук нам ветр принес:

      Любви последнее прости…

      За нами много, много слез,

      Туман, безвестность впереди!..

      «О, оглянися, о, постой,

      Куда бежать, зачем бежать?..

      Любовь осталась за тобой,

      Где ж в мире лучшего сыскать?

      Любовь осталась за тобой,

      В слезах, с отчаяньем в груди…

      О, сжалься над своей тоской,

      Свое блаженство пощади!

      Блаженство стольких, стольких дней

      Себе на память приведи…

      Все милое душе твоей

      Ты покидаешь на пути!..»

      Не время выкликать теней:

      И так уж этот мрачен час.

      Усопших образ тем страшней,

      Чем в жизни был милей для нас.

      Из края в край, из града в град

      Могучий вихрь людей метет,

      И рад ли ты, или не рад,

      Не спросит он… Вперед, вперед!

<Между 1834 и апрелем 1836>* * *

      О чем ты воешь, ветр ночной?

      О чем так сетуешь безумно?..

      Что значит странный голос твой,

      То глухо жалобный, то шумно?

      Понятным сердцу языком

      Твердишь о непонятной муке —

      И роешь и взрываешь в нем

      Порой неистовые звуки!..

      О, страшных песен сих не пой

      Про древний хаос, про родимый!

      Как жадно мир души ночной

      Внимает повести любимой!

      Из смертной рвется он груди,

      Он с беспредельным жаждет слиться!..

      О, бурь заснувших не буди —

      Под ними хаос шевелится!..

<Начало 30-х гг.>* * *

      Поток сгустился и тускнеет,

      И прячется под твердым льдом,

      И гаснет цвет, и звук немеет

      В оцепененье ледяном, —

      Лишь жизнь бессмертную ключа

      Сковать всесильный хлад не может:

      Она все льется – и, журча,

      Молчанье мертвое тревожит.

      Так и в груди осиротелой,

      Убитой хладом бытия,

      Не льется юности веселой,

      Не блещет резвая струя, —

      Но подо льдистою корой

      Еще есть жизнь, еще есть ропот —

      И внятно слышится порой

      Ключа таинственного шепот.

<Начало 30-х гг.>* * *

      В