Правила добра. Леонид Андреев

уже выходил, когда попик, с любопытством глядевший на его широкую спину, остановил его вопросом:

      – Послушай, милейший: ты всегда это носишь?..

      – Одежду?

      – Нет, все это, – попик неопределенно очертил рукою фигуру дьявола, – вот у тебя нос этакой грушей… у тебя всегда так? И лицо у тебя очень постное, как будто ты мало кушаешь, и одежда у тебя черная… Мне это нравится, но всегда у тебя так, или же ты имеешь и другой вид? Если имеешь, то покажи, пожалуйста: я хоть и стар, а чертей еще никогда не видал.

      Дьявол мрачно солгал:

      – Другого вида не имею.

      – Нет? Ну, что ж поделаешь: нет так и нет. Иди же погуляй, а я поработаю. Хоть я давеча и сказал тебе комплименты, что ты богослов, но ты еще мало… – попик значительно поднял палец, – очень еще мало знаешь. Да!

      – А про добро узнаю? Мне главное про добро узнать.

      Попик успокоительно сказал:

      – Про все узнаешь. Столько книг прочесть, да не узнать: какой ты, брат, мнительный!

      Два года сидел черт над книгами и мучительно доискивался: что есть добро и как его делать так, чтобы не вышло зла. С древнееврейским языком черт и раньше был хорошо знаком, а теперь изучил еще и греческий: все читал в подлиннике, сверял, отыскивал ошибки, доселе ускользавшие от общего внимания, не без остроумия и даже убедительности создавал новые богословские схемы, впадая в несомненную ересь. Совсем измучился и даже похудел, но ответа на свой вопрос так-таки найти не мог и впал под конец в отчаяние. Два года терпел, ничего, а тут так вдруг загорелось и так страшно стало, что пошел к попу среди ночи и разбудил его: помогите!

      – Ну, говори, несчастный, что такое у тебя случилось?

      – Да то и случилось, что прочел я все ваши книги, а как допрежде не знал добра, так и теперь не знаю. Жить мне тошно, святой отец, и тьма ночная пугает!

      – Да все ли ты прочел? Ой, не пропустил ли чего? Тороплив ты, сударь.

      – Сейчас последнюю кончил. Умен я, святой отец, вот в чем мое горе: ум у меня дьявольский, тонкий, не терпящий противоречия: и раньше я других на противоречиях ловил, а теперь вот и сам попался!

      Попик укоризненно покачал головою.

      – Мудрствуешь?

      – То-то и беда, что мудрствую. Вон у добрых людей, рассказывают, голос такой есть внутренний, указующий пути добра, а какой может быть у дьявола голос? Только от ума и действует дьявол. А как начал я с умом читать эти ваши книги, так только одни противоречия и вижу: и то можно, и другое можно, и того нельзя, и другого нельзя. Вот хочу я для начала земной моей жизни вступить с хорошей женщиной в брак и совместно с нею творить добро, а как начитался ваших книг, так и не знаю теперь: добро есть брак или зло.

      – Могий вместити…

      – Вместить-то я много могу, да не знаю, что вмещать. Вот вы, святой отец, безбрачны, и в этом даже ваша святость, а патриархи не хуже вас были, а жен имели даже по нескольку. И не будь бы в браке святые отцы Иоаким и Анна, то не было бы у них дщери…

      Попик даже испугался и замахал рукой отчаянно:

      – Молчи, молчи, грешник! С тобой и говорить опасно – того и гляди, сам в ересь впадешь!