Я убил Бессмертного. Том 2. Оро Призывающий

Мы устраиваем митинг, – пустился в объяснения Сенат, даже на время забывший про мячик. – Это дело долгое. Каждый по очереди высказывается, после каждого высказывания Мы обсуждаем и оспариваем его, после подводим итоги… и затем, когда всё завершено – переходим к первому голосованию.

      Ханагава кивнул. Удивительно… и сложно. Наводит на столько мыслей…

      – По результатам первого голосования проводится второй митинг, – продолжал Сенат. – Там Мы вносим правки – и, после их согласования, переходим к голосованию номер два. Иногда этого достаточно, иногда же этого оказывается мало, и тогда Мы проводим третье, может быть, четвёртое голосование…

      – Да, но сколько времени это занимает? – вырвалось у Ханагавы.

      – Недели, – щупальца существа вновь качнулись вверх и вниз; кажется, этот жест можно было истолковать как пожимание плечами. – Иногда месяцы.

      – Да, но… – Ханагава пошевелил в воздухе ладонью. – А ты не думал… ну, как-то упростить процесс?

      – Мы размышляли над этим, – согласился Сенат. – Недавно Мы дошли до образования партий, каждая из которых будет отстаивать свой интерес.

      – И?.. – заинтригованный Ханагава глядел на него, не мигая; любой страх перед монстром исчез, уступив место научному любопытству и поистине детскому восторгу.

      – И теперь у Нас есть партия, – заключила сущность.

      – Всего одна?! – изумился Ханагава.

      – Ага, – согласился Сенат. – Большая. Фактически, это монопартия. Она называется – «Поднятие уровня не в одиночку», и её основная программа – прокачивать уровень.

      Ханагава захлопал глазами. Это сейчас было на полном серьёзе?

      – Ещё у Нас есть конституция, – ничуть не смущаясь, продолжал Сенат. – В ней говорится, что нужно подчиняться Артуру Готфриду. Это решение было принято абсолютно единогласно, и отменено может быть тоже только полным количеством голосов.

      Бедняга Ханагава почувствовал, что слегка… плывёт. Призма восприятия, через которую смотрел на мир Сенат, была слишком специфической, чтобы человек мог сразу в ней разобраться. Это была не простота, наивность, не что-то ещё подобное – просто в корне иная парадигма мышления.

      – Так у вас… – он пошевелил пальцами в воздухе, – у вас что – демократия?

      – Это сложный дискуссионный вопрос, – уклончиво ответил Сенат, покачиваясь из стороны в сторону. – Пока Мы склоняемся к конституционной парламентской монархии. Кстати, у Нас даже есть свой гимн, профессор.

      И, не меняя тона, лишь чуть-чуть покачиваясь из стороны в сторону, сущность затянула торжественным хоралом:

      – Наш король – Артур Готфрид,

      Артур Готфрид – наш король,

      Наш король – Артур Готфрид,

      Артур Готфрид – наш король,

      Наш король – Артур Готфрид,

      Артур Готфрид…

      Пение Сената резало уши; кажется, свой певческий талант он точно не прокачивал.

      – Хватит, хватит, я понял! – Ханагава схватился за голову. –