Билет домой. Елена Пани-Панкова

/p>

      Нелюбимая

      "Вы одна? А я думал, с сыном…" – краска досады залила и без того розовое, почти детское лицо молодого, но уже наработавшего клиентуру врача Ильи Юрьевича.

      Нет, это была не досада. Смущение? Опять не то. Страх! "Он боится! И не меня даже! Моего мужа!" – осенило Эмму.

      А она-то, дура, почти два месяца депрессовала, переживала из-за его игнора. Илюша, который сейчас вмиг стал ей неинтересен и показался похожим на поросёнка, не соизволил ответить ни одно её пылкое признание в любви.

      Впрочем, никакой любовью там и не пахло. Эмилия сублимировала обиду на мужа. Несколько месяцев назад благоверный в пылу ссоры вдруг признался, что никогда не любил её.

      Эмма оторопела. "Не любил – не женился бы!" – заорала она, убитая этим его заявлением.

      "Я. Тебя. Не. Любил, – тупо повторил спутник жизни. – Но я тебя уважал".

      Эмма тогда разрыдалась. Была б её воля, убила бы мудака на месте. Она, красавица и умница, потратила годы на обманщика!

      "Ну, вот и тебе моя правда! Я тебя тоже не люблю! Если б не сын, давно бы бросила!"

      Да, только сынишка, 10-летний Ванечка, держал в последнее время Эмилию возле мужа. Год назад его сильно избили на улице юнцы-подонки, отобрали айфон, и с тех пор Ваня заикался. Нет, дополнительный стресс в виде развода ребёнку ни к чему.

      Лечение было долгим, и на сеансы к "поросёнку" мальчика сопровождали то Эмма, то Головастик. Да, именно так за глаза с недавних пор звала она некогда обожаемого мужа. Была у неё привычка: когда чувства проходили, наделяла бывших партнёров прозвищами.

      У её пока ещё второй половины Николая голова была непропорционально большой. Оттого и Головастик.

      Итак,Эмма втрескалась в Илью Юрьевича. Наверное, по контрасту. Этот интеллигентик Илюша был во всём противоположен Головастику. Подспудно Эмилия ждала от него если не любви, то хотя бы утешения. Жалости.

      И вот сейчас морок спал. Она освободилась от румяного Илюши и не понимала, что до сих пор делает в его кабинете.

      Хотя нет! Она всё знает! Отныне бегать будут за ней!

      – Ну, вы же сами, Илья Юрьевич, меня и пригласили сюда, не так ли? – игриво произнесла и потянулась, как кошка.

      – Да, Эмилия Аркадьевна… – Он стал багровым.

      – Просто Эмма.

      – Да… Эмма… Э-э-э… Ваши письма… Надо внести ясность.

      – Не утруждайтесь, Илья Юрьевич. Я вас больше не люблю, – холодно проронила посетительница и, виляя бёдрами, устремилась к выходу.

      Фотография Гагарина

      Девушка и парень самозабвенно целовались на автобусной остановке. Когда подкатила маршрутка, молодые люди, влекомые одним желанием – поскорее сплестись телами, рванули в салон. Потерявшая бдительность, парочка не заметила, что на лавке остался пакет.

      Едва микроавтобус завернул за угол, к кульку в два прыжка подскочил незаметно наблюдавший за юнцами бомж Михеич.

      Его ждало жестокое разочарование: внутри лежала старая чёрно-белая фотография. И всё.

      – Тьфу, пропасть! – ругнулся бич. В сердцах изодрал снимок, не подозревая, что только что, подобно древнему варвару, внёс вклад в уничтожение памяти. Да не о ком-то, а о первом  покорителе космоса. Да-да, о Юрии Гагарине, ибо именно он, пусть и совсем юный, плохо узнаваемый, был запечатлён на карточке.

      Молодые люди – начинающая журналистка Ксюша и чуть более опытный в своём ремесле фотограф Даня – должны были вернуть раритет тёзке Гагарина, учившемуся вместе с ним в техникуме Юрию Ивановичу, который поделился своими воспоминаниями о великом человеке.

      Снимок отсканировали, сохранили в памяти редакционного компьютера и вернули Ксюше. Влюблённая девушка машинально сунула карточку в пакет и тут же о ней забыла.

      Вскоре в городской газете вышла статья об однокашнике Гагарина, и Ксюша засобиралась в гости, чтобы вернуть фотографию и вручить экземпляр свежего номера.

      Снимка нигде не было. Ксюша разрыдалась, побежала в съёмную квартиру, располагавшуюся неподалёку, и перевернула там всё вверх дном. Тщетно. Позвонила Дане, который, как назло, отбыл в командировку.

      "Забей. – Утешил сожитель. – Он тебе ещё руки целовать будет".

      Как ни странно, Данила оказался прав. Старик, узнав о потере ценного снимка, расстроился, но как-то вяло. Зато долго благодарил за публикацию.

      После того как корреспондентка покинула дом, Иваныч налил себе водочки, а потом начал названивать по проводному телефону своим немногочисленным знакомым. Хвастался. Это была его минута славы.

      …Юрке Гагарину он отчаянно завидовал, ибо тёзка, несомненно, был везунчиком. Большим везунчиком. Наивной журналисточке, конечно, наплёл, что якобы уже тогда, в техникуме, понял: