Смертельный номер. Гиляровский и Дуров. Андрей Добров

крикнул я ему в спину.

      Человек остановился, но не обернулся ко мне. Сбежав на несколько ступеней вниз, я настиг его.

      – Простите мое любопытство, но что тут произошло?

      – Что?

      – Этот череп… Почему тот господин так разволновался?

      – Прошу меня извинить, – твердо сказал человек в кепке. – Но это наше внутреннее дело.

      – Ваше лицо показалось мне знакомым. Вы работаете в цирке?

      – Да.

      – Я тоже раньше работал в цирке.

      Он взглянул на меня.

      – И что?

      Я удивленно посмотрел на него.

      – Как – что? Я – человек не чужой в цирковом братстве.

      Он смерил меня оценивающим взглядом, потом коснулся пальцами в перчатках полей своего котелка.

      – Дуров.

      – О! – сказал я с восхищением. – Тогда я вас знаю!

      Он склонил голову.

      – Вы – Анатолий Дуров!

      Дуров поморщился, как будто проглотил лимон.

      – Анатолий – мой брат. Я – Владимир Дуров. Прощайте!

      И он энергично зашагал в сторону Божедомки. Но я не отставал.

      – Простите, ради бога!

      – А говорит, что цирковой, – донеслось до меня обиженное бормотание.

      – Господин Дуров! Что означают эти череп и кости?

      Дуров резко остановился и повернулся ко мне.

      – Смертельный номер, черт побери! – раздраженно сказал он. – Вы и сами должны были бы знать, господин цирковой журналист или кто вы там есть. Простите, я устал и хочу домой!

      Он снова отвернулся и ускорил шаг.

      Я решил больше его не догонять – всем своим видом Дуров показал, что не хочет более ни секунды общаться со мной. Что же! И я навязываться не буду, тем более что в Москве было место, где я мог найти ответ на заинтересовавший меня вопрос. Выйдя к мостовой, уже освещенной фонарями, я нашел дремлющего на санках «ваньку», разбудил его и велел везти меня в Брюсов переулок, где тогда располагался трактир, в котором собирались цирковые артисты. Между собой они называли его «Тошниловкой» – по качеству дешевой еды, впрочем, достаточно дешевой, чтобы привлекать всех, у кого в кармане копеечка грызлась с копеечкой.

      Низкорослая деревенская лошадка усталой рысцой потащила санки в сторону Трубной, оттуда мы свернули на Петровский бульвар, пересекли Тверскую под задумчивым взглядом Александра Сергеевича. «Легковые» покрикивали на моего «ваньку», сердясь на мужичье, которое каждую зиму заполняет Москву своими убогими санками, отбивая клиентов низкими ценами. Но тот, видимо, привыкший уже к такому обращению, не отвечал, а только поддергивал вожжами.

      Наконец я вышел у нужного дома, расплатился и зашел внутрь.

      Низкий потолок «Тошниловки» был закопчен гарью свечей, стоявших на столах. Буфетчик подремывал на стуле у стойки – гостей обслуживал один только половой, которого слегка покачивало от выпивки – небось отпивал из рюмок, прежде чем поднести их клиентам. В другом месте такого «умельца» давно бы уже погнали из трактира, но тут публика была неприхотливая.

      Я постоял у двери, где на вбитых в длинную дубовую доску гвоздях висела верхняя