Песнь Великой Любви. Саломея. Воин света. Шалва Амонашвили

сказал Ра, – твой Крест Христа есть духовный Крест, он источник всех крестов, которые когда-либо будут созданы. Жизнь Креста Христа в поколениях начнётся через твой Крест, который ты сотворишь… Но, кроме того, сотворённый тобою Крест Христа будет первым чудотворным… Ибо ты сотворишь его вначале в духе своём, а потом пусть действуют твои золотые руки…

      – Чудотворным?! – насторожился ювелир.

      Ра продолжал:

      – Со временем твой Крест Христа обретёт славу и таинственность, и судьба его будет особенной…

      – Какой? – спросил ювелир.

      – Особенной, отец… Дальше не знаю…

      И вдруг… Захарий не успел дослушать последние слова сына-учителя, как вдруг всё тело его вздрогнуло, в душе сверкнула ослепительная молния, и воспламенилось фиолетовое пламя. Ювелир превратился в огонь. Он бросился в угол мастерской, где лежало несколько поленьев вербного дерева. Лихорадочно схватил один из них и подбежал к станку с инструментами. Свечи на столе зажглись сами и начали светить ювелиру так, чтобы он ясно видел и беспрепятственно выполнял свои ювелирные тонкости.

      Прижимая к груди полено вербного дерева, он опустился на колени и начал шептать слова, известные только ему.

      Он уже не видел вокруг себя ничего. В его воображении рисовался Огненный Крест Христа, и ему надо было воплотить его в куске дерева.

      Он забыл и о Ра, который, увидев творческую отрешённость отца, тоже последовал его примеру: так же прижал к груди свой кусок дерева, так же встал на колени рядом с отцом и повторял слова, которые улавливал в молитве отца.

      Захарий теперь становился учителем для сына, хотя об этом он и не думал.

      Долго длилась медитация двоих.

      Произносили они таинственные слова, ласкали и прижимали к груди свои части вербного дерева, склонялись к земле и целовали её. Потом вдвоём тихо запели Божественную песню, с которой мальчик из Ниоткуда явился к старому ювелиру.

      Вмещу в сердце боль мира,

      Расколю сердце, как чрево земли,

      Наполню его молниями.

      Новое Сердце – Щит Мира.

      Начертаю на нем знак Земли-Матери.

      Крест Матери будет знаком Моего горения.

      Каждое слово песни тут же превращалось в некий духовный свет, который сгущался вокруг куска вербного дерева и погружался внутрь него.

      Рука ювелира взяла острый нож из набора инструментов.

      Из того же набора взял нож Ра.

      Сын-ученик пристально следил за каждым движение руки мастера, вслушивался в слова, которые он нашёптывал, и повторял всё в точности.

      Кончики их острых ножей осторожно и ласково снимали всю кору с поверхности крепких и белых, как слоновая кость, кусков дерева и высвобождали Красоту Вечности, которая была заточена там, внутри. Они то и дело отдаляли их от своих глаз, чтобы с расстояния увидеть в них то, что искали. Потом молились, потом пели Божественную песню. Потом опять осторожно и ласково отделяли от дерева лишние части.

      И когда старый ювелир сделал последнее