Очерки кавалерийской жизни. Всеволод Крестовский

и вино, и платки носовые, и чулки, и вообще все, что бы ни понадобилось в офицерском хозяйстве.

      – А ми до вас на переводы! – заговорили и Мовша, и Хайка, подходя к нам с поклонами. – Мозже одного румку на дорошку? – любезно предложил Элькес, вытаскивая бутылку.

      – Нет, спасибо, не хочется…

      – Ну, то гхля мине гхэто будет обидно. Я же у вас пил сшиводню…

      – Когда сегодня? – удивились мы все, услышав это заявление.

      – Сшиводню в ноц…

      – Да ты разве был?!

      – А как же ж ниет?.. Когда ж би я могх не бить. И ми бил, и Хайка бил, и музику сшлюшили… Увсше времю у ваша перехожая били з музиканты.

      – Да как же вы узнали про это?

      – Ага! Вже взжнали!.. Во у нас таки нюх, и таки дух, и таки сшлюх есть!.. Зжвините!

      Приехал полковой командир с адъютантом проводить эскадрон и проститься с ним. Все мы,*не исключая эскадронного Шарика и Хайки с Элькесом, переправились наконец на ту сторону вместе с четвертым взводом и поднялись на крутой подъем, где на площадке, почти уже за городом, в порядке ожидали три первых взвода. Полковник осмотрел строй и пожелал людям доброго пути.

      – Песенники на правый фланг!

      – Песельники на правый фланок! Живо! – передали по фронту приказание взводные вахмистра – и человек двадцать улан рысью выехали из рядов со всем свом песенным инструментом и разместились «по голосам».

      – Ну, с Богом!.. Прощайте, ребята!

      – Счастливо оставаться, ваше высокоблагородие! – весело и дружно рявкнул фронт в ответ командиру.

      – От меня по чарке водки!

      – Покорнейше благодарим! – еще веселее пробежало дробью по рядам.

      – С Богом!

      – Эскадрон, смирно!.. Справа по три! Равнение налево, шагом… ма-арш!

      И в порядке – пики в руку, глаза налево – эскадрон стройными рядами, красиво подобрав коней, двинулся мимо полкового командира.

      – И прищайте! и прищайте! и прищайте! – махая платками, кричали вдогонку и Хайка, и Элькес.

      Не белы снеги во поле забелели, –

      разливисто, высоко и свежо зазвенел вибрирующий тенор запевалы, который с разукрашенной лентами и бубенцами махалкой ехал впереди своей команды.

      – Аи, да забелели! – дружно подхватил хор, сопровождаемый звоном тарелок и парой гудящих бубнов – и эскадрон под эти родные, широко разливистые и душу захватывающие звуки, тихо, но бодро уходил в широко раскинувшуюся даль принеманских полей, только что за сутки пред сим успевших покрыться, как тонкой пеленой, пушистыми девственно-белыми снегами.

      Туман поднялся и рассеялся. Солнце проглянуло из-за облаков и блеснуло тем именно светом, который обещает прекрасную, ясно-морозную погоду. В воздухе реяли тонкоиглистые, замороженные искорки, на которых играли солнечные лучи, так что они казались будто плавающей мельчайшей алмазной пылью. Те же лучи солнца, преломляясь на отдельных снежинках,