Причина надеяться. Дженнифер Бенкау

успехом.

      Я делаю глоток пива.

      – Так какой же совет ты мне дашь, о мудрая младшая сестра? Прикинуться ради Крис диким жеребцом?

      Зои откашливается.

      – Не надо. Очарование человеческими Черными Красавчиками, в отличие от четвероногих, в какой-то момент исчерпывается. И тогда эти женщины отправляются искать настоящего друга, которого не нужно спасать и нет необходимости клеймить жеребца. – Зои облокачивается на спинку кресла и морщит лоб. – Как, черт возьми, мы в принципе перешли на тему лошадей?

      – Ты хочешь мне этим что-то сказать? – Мне давно известно, что она снова ездит верхом. Мне сразу следовало догадаться. Зои не из тех, кого можно отговорить от чего-то, что она любит. Даже из-за несчастного случая, который в четырнадцать лет чуть не стоил ей жизни. Едва она очнулась от искусственной комы после экстренных операций, сразу захотела знать, все ли в порядке с лошадью, с которой она упала. Тогда, в шестнадцать лет, меня приводило в ярость, что на кобыле не осталось ни царапинки, в то время как сестра оказалась парализована ниже пояса. Навсегда, черт возьми. Сейчас же я за это благодарен. Зои сделала выводы из этого несчастного случая. Она вела себя бесшабашно и допустила ошибку. Она может жить с последствиями – а что ей еще остается? Но если бы лошадь сильно пострадала, к сломанному позвоночнику сестры присоединилось бы разбитое сердце.

      Зои кусает ноготь на большом пальце.

      – Ты видел шлем для верховой езды, когда встречал меня на вокзале.

      – Я знал, что ты снова села в седло, еще до твоего отъезда в Лондон. Лошади пахнут, Зои.

      Она мотает головой.

      – Но тогда я просто смотрела. А в Лондоне снова начала. Сперва на лошади для терапии, с сопровождением или шагом на корде. Но… это чем-то похоже на езду на велосипеде.

      – Невозможно разучиться?

      Зои улыбается от уха до уха.

      – Нет. Обычно бо́льшую часть работы ты делаешь ногами. Но если надо, есть и другой способ.

      Ну что тут скажешь, Зои? Лучше не буду вообще ничего говорить. Это было бы неправильно.

      – Я поэтому раньше вернулась. Из-за Люси.

      – Люси, значит. Твоя лошадь?

      Ее карие глаза светятся золотом.

      – У меня доверенность на право пользования лошадью, три раза в неделю. Она содержится в конюшне для людей с ограниченными возможностями на окраине города.

      Я пытаюсь представить себе, как можно сделать конюшню доступной для кресла-каталки, однако она, как всегда, читает мои мысли, прежде чем я прихожу к каким-либо выводам.

      – Высокие подставки, чтобы залезать на лошадь, – поясняет она, – электрические тележки для навоза и никаких б-б-б-булыжников во дворе.

      – Понятно. И ты же осторожна, да?

      – Нет, я мечтаю, чтобы в мой скелет опять воткнули кучу металла, потому что это жуть как круто. – Она вздыхает. – Пожалуйста, не садись на этого конька, с гиперопекой и папа справится. Кстати, как раз об этом я и хотела бы еще с тобой поговорить: ты ведь не скажешь ничего маме с папой,