Под туманом. Разия Волохова

рудно пролезать через вход. Зато у нас всегда есть горячая и не горелая еда.

      После ужина пришли Есик, Тоник и Жук – погреться у печки и послушать истории бабы Нюры. Они заявили, что поужинали, но я-то видела, что в их доме печку не топили. Баба протянула им по печёной картошке, ломтю хлеба и кружке сидра.

      Баба Нюра и Хмурый дед – единственные, кто помнит мир до тумана. Только дед не рассказывает истории.

      Когда баба Нюра была девочкой, тумана не было. Было это … небо. Синее. Как незабудки на склонах оврага. И все ходили прямые, даже те, кто был ростом с молодую берёзу. Жили наверху, в долине у горы. За долиной течёт река, баба Нюра вместе с мальчишками ловила там водных жителей. Вот таких, от пальцев до пальцев!

      А потом от реки пришел туман. В тумане этом невозможно дышать. Часть жителей побежала на гору, а часть – сюда, в овраг. Туман здесь как натянутое одеяло. Днём он цепляет за плечи. Если сильно опустить голову, то можно ходить. До сумерек, потом туман спускается ниже. Вход в дома у нас высотой по колено, чтобы туман не проник внутрь. Зато в доме можно распрямиться, если горб ещё не вырос.

      Сидели мы, пили сидр. А у Жука плечи прозрачными стали. Это из-за дымки.

      Дымка появилась только этим летом, раньше её не было. Она выползает в светлые дни, когда в тумане виден круглый диск. Дышать в дымке можно, но, если долго в ней побыть долго, тело становится прозрачным. У Жука исчезли плечи и часть затылка. Что она такое, это дымка, никто не знает. С другой стороны, и про туман никто толком не знает, он появился, вот и всё.

      Мира подошла к кувшину налить сидра и тут я увидела, что её белые волосы уже не белые, а прозрачные. И верхушки ушей тоже. Я начала рассматривать остальных – у Альмы и Веся прозрачным стало всё, что выше бровей. А у Тоника пропала правая бровь – она была выше левой. Баба Нюра взяла лампу и велела всем выстроиться в ряд и снять куртки.

      ***

      – Мы не можем сидеть в доме и ждать непонятно чего.  Мы поумираем с голоду!

      Запасов в подполе было восемь вёдер, четыре кадушки и горка прошлогодних картошек. А ещё две полки яблок и мешок муки. Но нас теперь было девять человек. И вода кончалась. Одна бочка осталась с того вечера, ещё одну наполнил дождь по водостоку. Картошки в поле скоро начнут гнить. И яблоки. Они гниют уж через день, а тут неделя. Самые вкусные – только что упавшие. Я всегда проверяла сад по утрам, а если был ветер, то и два раза в день. Баба Нюра рассказывала, что в её детстве яблоки срывали прямо с веток.

      Утром овсянка была без яблок. Невкусная. Мы с Мирой сели прясть – мы теперь всегда пряли.  А Альма достала ткацкий станок.  Хмурый дед усадил остальных резать ложки – их вечно не хватало. Баба Нюра молчала.

      – Дымка не может держаться долго. Нужно дождаться ветра, – это Весь, он всегда говорит хорошее.

      – Ветер дует над туманом, дурачок. А дымке всё равно, – ответил Жук. – Никуда она не денется. Мы просто исчезнем, когда оголодаем и вылезем наружу.

      Тут заговорил Хмурый дед:

      – Когда-то давно, мать пела песню, что за рекой зажжется огонь, который разгонит туман. Мы тогда не понимали, о чём это.

      – Глупости. Кто сейчас переберётся через реку? – оборвала её баба Нюра.

      Вечером баба дала Жуку, Есику и Тонику всего по полкартошки. Они же не из нашего дома. И я решилась.

      Утром пораньше вылезла через вход, он теперь был прикрыт куском старого одеяла, чтобы дымка внутрь не залезла. Дымка была желтоватая и пахла тухлятиной. Картошек я накопала три ведра. Из сада тянуло сидром. Яблоки почти все почернели. Но полведра я набрала. Пойдут в кашу.  Подёргала морковки и репок. Они, правда, ещё не дозрели. И лука. Баба Нюра любит лук.

      Диск проглядывал через туман необычно ярко. Ладони у меня посветлели, кончики пальцев с ногтями стали совсем прозрачными. Но слушались и даже чувствовали боль, когда схватили крапиву.

      Я сложила всю еду на пороге и наполнила бочки. Мисик говорил перед уходом: «Хоть на мир взгляну. Всё лучше, чем жить горбатым в овраге».

      Я замотала голову его шарфом. Колючие нитки лезли в рот, но так мне казалось безопаснее. За яблонями овраг поднимался вверх. Хорошо быть маленькой – я прошла почти половину подъёма на прямых ногах, потом склонила голову, потом встала на четвереньки. Штаны сразу промокли, но я добралась до края оврага. Там пришлось ползти, прижав нос к земле. Пахло сыростью и чем-то терпким. Ладони почти исчезли, но я их всё равно чувствовала, они меня слушались, так что какая разница?

      Туман здесь лежал не ровно, а клочьями и буграми. В одном месте мне удалось сесть. Дымки не было. Прозрачными пальцами я сорвала странный цветок – желтая серединка и белые лепестки. Он почти не пах.

      Теперь я шла на согнутых ногах. Всё лучше, чем ползком. Дышалось нормально, я даже шарф спустила с лица. Видно было не дальше, чем на десяток ладоней. Я шла и шла вперёд, и вдруг вышла на открытую площадку. Туман образовывал что-то вроде оврага, если овраг перевернуть. Я выпрямилась. То, что казалось густыми столбами тумана, были толстенные стволы деревьев. Выше они разделялись на ветки, сгибающиеся под тяжестью