Кто нашел, берет себе. Стивен Кинг

юношеским тенором, но уверенным низким баритоном, никак не сочетавшимся с цыплячьей грудью под пурпурной тряпкой-галстуком.

      – Вы по уши в дерьме, мистер… – он посмотрел на лист бумаги, – Беллами. И, думаю, должны готовиться к очень долгому пребыванию в тюрьме штата. Если только не сможете предложить что-то взамен.

      «Он говорит о том, чтобы я отдал записные книжки», – подумал Моррис.

      Мурашки побежали по его рукам, словно туфельки злых фей. Если его взяли за убийство Ротстайна, ему добавят убийства Кертиса и Фредди. Это означает пожизненное без права на досрочное освобождение. Он никогда не сможет вырыть сундук, не выяснит, какая судьба ждала Джимми Голда.

      – Подайте голос. – Адвокат словно обращался к собаке.

      – Сначала скажите мне, с кем я говорю.

      – Элмер Кафферти, временно к вашим услугам. Вы предстанете перед судом… – он посмотрел на часы «Таймекс», еще более дешевые, чем его костюм, – через тридцать минут. Судья Буковски очень пунктуальна.

      Стрела боли, не имевшая отношения к похмелью, пронзила голову Морриса.

      – Нет! Только не она! Не может быть! Эта сука плавала в Ковчеге!

      Кафферти улыбнулся:

      – Как я понимаю, вы уже сталкивались с Великой Буковски.

      – Проверьте мое дело, – мрачно ответил Моррис.

      «Хотя там, возможно, ничего и нет, – подумал он. – Происшествие в Шугар-Хайтс могли сдать в архив, как я и говорил Энди. Гребаный Энди Холлидей! Он во всем виноват».

      – Гомик.

      Кафферти нахмурился:

      – Что вы сказали?

      – Ничего. Продолжайте.

      – У меня есть только сведения о вашем аресте этой ночью. Хорошая новость: вашу судьбу будет решать другой судья, когда дело дойдет до процесса. Еще одна хорошая новость, во всяком случае, для меня: на процессе вас будет представлять кто-то еще. Мы с женой переезжаем в Денвер, и вы, мистер Беллами, станете моим воспоминанием.

      В Денвер или в ад, для Морриса это значения не имело.

      – Скажите, в чем меня обвиняют?

      – Вы не помните?

      – Спиртное вызывает у меня амнезию.

      – Неужели?

      – Да, – кивнул Моррис.

      Может, стоило предложить записные книжки для обмена, хотя сама мысль об этом вызывала боль. Но даже если бы он сделал такое предложение… или если бы Каф-ферти сделал такое предложение… оценил бы прокурор значимость содержимого записных книжек? Законники – не филологи. Возможно, для прокурора самый великий писатель – Эрл Стэнли Гарднер. Даже если записные книжки – все эти прекрасные «Молескины» – произведут впечатление на представителя юридической системы штата, что выгадает он, Моррис, отдав их? Получит одно пожизненное заключение вместо трех? Ха-ха!

      «Я не могу, ни при каких обстоятельствах. И не пойду на это».

      Энди Холлидей, возможно, был гомиком, благоухающим