Подлинная история русского и украинского народа. Андрей Медведев

староукраинским. Чтобы не вступать в пустые дискуссии, приведем просто отрывок из Статута, который даст ясное понимание, что же это был за язык. Например, раздел о «мытах», то есть о таможнях. Прижившееся на Северо-Востоке Руси слово «таможня» имеет тюркское происхождение, это производное от слова «тамга» – собственность, клеймо или печать. Слово «мыта» – древнерусское, оно в значении «сбор» употребляется еще в Русской Правде Ярослава Мудрого. Итак, цитата:

      «Хто бы новые мыта установлял.

      Теж приказуем: абы жаден чловек в панстве нашом Великом князстве Литовском не смел нових мыт вымышляти а ни уставляти ни на дорогах, а ни на местех, а ни на мостах и на греблях, и на водах, а ни на торгох в именях своих, кроме которые были з стародавна уставленые, а мели бы на то листы предков наших великих князей або нашы. А хто бы чолвек мел уставляти нове мыта, тогды тое имене, у котором уставил, тратит и спадывает на нас – господаря».

      Даже не зная нюансов, в целом смысл текста понять можно. И без сомнения, это русский язык. Вот перевод текста.

      «Об установке новых таможенных постов.

      Также приказываем: чтобы никакой человек в подвластном нам Великом княжестве Литовском не смел новых таможенных постов придумывать и устанавливать ни на дорогах, ни в городах, ни на мостах, ни на переправах, ни на реках, ни на рынках в своих владениях, кроме тех, которые были установлены в стародавние времена, и на их установку имели бы разрешения от предков наших великих князей или же от нас. А если какой-либо человек такие посты установит, тогда то имение (территорию, владение), в котором он пост установил, он утрачивает и передает нам, своему господину».

      А вот небольшой фрагмент из письма Ивана Грозного князю Андрею Курбскому, написанного через тридцать лет после Первого Литовского Статута (были ведь еще и Второй, и Третий). Каждый может сам сравнить, насколько эти тексты похожи, и дать ответ – на каком же языке писали в Литве.

      «Мне убо трею летъ суще, брату же моему лета единого, родителнице же нашей, благочестивой царице Елене, в сицеве бедне вдовстве оставшей, яко в пламени отвсюду пребывающе, ово убо от иноплеменных язык откруг приседящих брани непремерителныа приемлюще от всех язык, литаонска, и поляков, и перекопий, тарханей, и нагай, и казани, ово же от вас изменников беды и скорби разными виды приемлюще, яко же подобно тебе, бешеной собаке, князь Семен Белской да Иван Ляцкой оттекоша в Литву и камо ни скакаше бесящеся, – в Царьградъ, и в Крым, и в Нагаи, и отовсюду на православие рати воздвизающе».

      (Мне было три года, брату же моему год, а мать наша, благочестивая царица Елена, осталась несчастнейшей вдовой, словно среди пламени находясь: со всех сторон на нас двинулись войной иноплеменные народы – литовцы, поляки, крымские татары, Астрахань, ногаи, казанцы, и от вас, изменников, пришлось