Портрет Дориана Грея. Оскар Уайльд

тонкой улыбкой наблюдал за Дорианом. Он умел точно схватить психологический момент, когда следовало молчать. Он был сильно заинтересован. Он был изумлен тем внезапным впечатлением, какое произвели его слова; ему припомнилась одна книга, прочитанная в шестнадцать лет, книга, открывшая ему многое, чего он раньше не знал. Теперь он спрашивал себя, не испытывает ли и Дориан Грей то же самое? Он метнул стрелу просто в воздух. Неужели она попала в цель? Как очарователен был юноша!

      Холлуорд писал своими чудесными, смелыми мазками, в которых сказывалась истинная утонченность и безукоризненная мягкость, что в искусстве, по крайней мере, служит признаком силы. Он не заметил наступившего молчания.

      – Бэзиль, я устал стоять! – воскликнул вдруг Дориан Грей. – Я хочу выйти посидеть в саду. Здесь ужасно душно.

      – Простите, милый. Когда я пишу, я ни о чем другом не могу думать. Но вы никогда так хорошо не позировали. Вы ни разу не шелохнулись. И я схватил эффект, которого добивался: полураскрытые губы и пылающие глаза. Не знаю, что вам тут говорил Гарри, знаю только, что он вызвал у вас на лице удивительное выражение. Вероятно, он расточал вам комплименты. Вы не должны верить пи одному его слову.

      – Он безусловно не говорил мне комплиментов. Может быть, потому-то я и не верю ни одному его слову.

      – Вы отлично знаете, что верите каждому слову, – проговорил лорд Генри, устремляя на юношу свои мечтательные, томные глаза. – Я пойду с вами в сад. В мастерской, действительно, страшно жарко. Бэзиль, велите нам дать чего-нибудь прохладительного, ну, чего-нибудь с земляникой, что ли…

      – Хорошо, Гарри. Позвоните, и, когда придет Паркер, я прикажу ему подать, что вам нужно. Мне надо еще поработать над фоном, и я приду к вам немного погодя. Не задерживайте Дориана слишком долго. Я еще никогда не был в таком рабочем настроении, как сегодня. Это будет мой шедевр. Да и в таком виде это уже шедевр.

      Лорд Генри вышел в сад и увидал, что Дориан уткнулся лицом в большие свежие грозди сирени и лихорадочно, точно вином, упивается их свежим ароматом. Он подошел к Дориану и положил ему руку на плечо.

      – Вот так и надо, – тихо сказал он. – Ничто так не может исцелить душу, как чувства, точно так же, как чувства исцелит душа.

      Юноша вздрогнул и отступил на шаг. Он был без шляпы, и листья растрепали его непокорные кудри, перепутав их золотые пряди. В глазах у него был испуг, как г, у внезапно пробужденного от сна человека. Тонко перченные ноздри его подергивались, а какой-то скрытый нерв коснулся алости его губ, и они задрожали.

      – Да, продолжал лорд Генри, – это одна из великих тайн жизни: исцелять душу чувствами, а чувства душою. Вы – удивительное создание. Вы знаете больше, чем вам кажется, но меньше, чем хотели бы знать.

      Дориан Грей нахмурился и отвернулся. Ему не мот не нравиться этот высокий, изящный молодой человек, стоявший подле него. Это романтическое, оливкового цвета лицо с усталым выражением привлекало его. В низком, томном голосе лорда Генри было что-то