Дочь палача и дьявол из Бамберга. Оливер Пётч

повисли в воздухе. Потом Лебрехт наконец добавил:

      – Поэтому Богом прошу, расскажите еще раз подробно, что вчера произошло. И будем молиться, чтобы всему этому нашлось естественное объяснение.

      Бартоломей прокашлялся и начал рассказывать. При этом он время от времени вовлекал в рассказ Якоба, и тот односложно отвечал.

      – Значит, драка, – заключил наконец Лебрехт. – Девушка защищается, ее сбивают с ног и, непонятно зачем, перерезают горло. Так, с этим все ясно. Но для чего этот надрез на грудине?

      – Можно мне еще раз взглянуть на тело и ногу? – попросил Якоб.

      Лебрехт взглянул на него с недоверием:

      – Зачем?

      – Мой брат сведущ в медицине, – попытался объяснить Бартоломей. – Так уж повелось, это у нас семейное. Я единственный в этом плане не пошел по стопам остальных.

      Якоб незаметно кивнул. Как и многие другие палачи, он хорошо разбирался не только в пытках и казнях, но и в лечебном деле. Способности Куизлей были известны далеко за пределами Шонгау. Только Бартоломей не проявлял к этому особого интереса. Он был хорошим ветеринаром и отлично ладил с лошадьми и собаками, но люди, как полагал Якоб, по-прежнему были ему милее только мертвыми.

      Капитан отступил в сторону и равнодушным жестом предложил Куизлю осмотреть труп поближе.

      – Прошу. Хотя не думаю, что вам удастся обнаружить больше моего, но можете и попробовать.

      Сперва Якоб занялся оторванной ногой. Ее состояние уже не позволило ничего сказать, кроме того, что конечность принадлежала пожилой женщине и пробыла в воде несколько дней. Также трудно было понять, отрезали ее или же просто оторвали. Куизль уже начал отворачиваться, но тут обратил внимание на пальцы. От увиденного палач оторопел. Он поднялся и оглядел присутствующих.

      – У этой женщины сорваны с ноги два ногтя, – произнес Якоб задумчиво.

      – Что? – Мартин Лебрехт нахмурился: – Хотите сказать, что ее пытали?

      – С уверенностью сказать не могу. Но иначе какой смысл вырывать кому-то ногти? Чтобы подстригать больше не пришлось?

      – А может, это крысы обгрызли труп? – предположил Иероним, оставив без внимания насмешливое замечание палача.

      Якоб помотал головой:

      – Поверьте, если кому-то вырвали ногти, мы с братом знаем, как это выглядит. Мы и сами не раз такое проделывали. Верно, Бартоломей?

      Тот молча кивнул, и Якобу показалось, что капитан с секретарем чуть отступили.

      Через некоторое время палач склонился над женским трупом и с шумом потянул носом, при этом ноздри у него вздувались, как паруса. Он снова почувствовал тот странный, гнилостный запах, который заметил еще накануне. Теперь запах был куда слабее, стал едва уловимым.

      – Господи, что он такое делает? – в ужасе прошептал капитан.

      – Он… ну, у него отличный нюх, – попытался объяснить Бартоломей. – Порой он чует такое, что от остальных