Рука в перчатке. Рекс Стаут

постучали – три раза, едва слышно. Стив открыл глаза, перевернулся на бок, приподнялся на локте, пробормотав себе под нос:

      – Проклятье! Только не сегодня. Это, должно быть, он.

      В дверь снова постучали. Стив сел и сказал:

      – Войдите.

      Дверная ручка медленно повернулась, дверь бесшумно отворилась и так же бесшумно закрылась за вошедшим в комнату незваным гостем.

      В блеклых глазах Стива появилось удивление, а в голосе послышалось раздражение:

      – Какого дьявола вам от меня нужно?!

      Вольфрам де Руд казался воплощением грубой физической силы, причем даже не из-за высокого роста, а скорее из-за странного телосложения. Впечатление это еще больше усиливалось в замкнутом пространстве комнаты. Де Руд сделал несколько плавных бесшумных шагов в сторону кровати. Его интеллигентное лицо было напряженно: он явно с трудом сдерживал эмоции.

      – Где он? Что вы с ним сделали? – прохрипел он угрожающим тоном.

      Стив, подтянув колени к груди, поднял глаза на нависавшее над ним лицо де Руда:

      – Вы о чем? И что я мог с ним сделать? Полагаю, он уже в постели.

      – Нет. Я проверил его комнату. Где он?

      – Без понятия. Наверное, внизу. Откуда мне знать?

      – Его там нет. – Де Руд сжал руки в кулаки. – Будьте вы прокляты! Вы убийца! Где он?

      Стив произнес с напускным спокойствием:

      – Де Руд, вы дурак! Почему бы вам не заявить об этом еще громче? Возможно, кому-нибудь будет интересно вас послушать. Вы называете убийцей меня? Говорю же: я не знаю, где он. Господь свидетель, вы думаете, я вас боюсь? Мы не в джунглях… Хотя, быть может, и так. В любом случае он где-то здесь. Вероятно, прячется под кроватью. Последний раз я видел его за ужином. И не нужно стоять и пялиться на меня, вы все равно не горгона Медуза… У вас глупый вид…

      Циммерман понял, что придется уговорами выпроваживать эту невротичную обезьяну из комнаты… И он начал вещать…

      В тридцати ярдах от комнаты Стива, в спальне в другом крыле дома, Лен Чисхолм сидел в обитом индийским ситцем кресле, в подушке которого успел прожечь окурком дыру размером с монету в десять центов, впрочем немало не обеспокоившись. Лен не переоделся на ночь и не выказывал никакого намерения это сделать. По полу были разбросаны листы воскресного номера «Газетт», там же, на полу, стоял поднос с бутылкой, кувшином и стаканом. Ранее Белден услужливо поставил поднос на бюро, но Лен ради экономии сил перенес бутылку на пол.

      Он лениво отшвырнул ногой оказавшийся на пути газетный лист, не выказывая намерения куда-то идти, поднял стакан, сделал пару глотков, возмущенно скривился, не почувствовав вкуса, и хрипло – из-за неудобной позы – пробормотал:

      – Я идиот. Идиот, форменный идиот. Похоже на цитату из Гертруды Стайн. Ты не можешь бороться с этим, не можешь расслабиться, не можешь задушить это в себе, даже надраться толком не можешь. Я жалкое подобие алкаша. Уже и спиртное не берет. Утопить свое горе в вине. Но нельзя