Над Марной рассвет. Войцех Валецки

лей, виноградников и колючей проволоки, даже встретить одинокое дерево – большая редкость. Где-то вдалеке временами слышны залпы артиллерийских орудий, раздающиеся мощным ударом, словно гром. Солдаты идут в полной тишине, ни у кого нет и мысли начать разговор, почти все погружены в себя. У каждого насквозь промокшие ботинки и шинель, невыносимый холод пробирает до костей, в воздухе стоит трупный смрад и ни для кого сейчас нет дома, родной земли, только бесконечная дорога. Разум будоражит страшная, глубокая безысходность, осознание своего гиблого положения. Через несколько часов им предстоит вновь сражаться, убивать, пасть на поле боя. В глазах нет страха и жалости, война стала их жизнью, за гранью которой будто бы ничего и не было, все растворилось здесь – в окопах, лесах, виноградниках, километрах колючей проволоки. Так ли важно сейчас кем был каждый из них раньше?

      Через несколько сотен метров пути рота ступает в лесополосу. Кроны многолетних деревьев плотнее туч закрывают небосвод. В мраке они обретают причудливые формы, словно руки, тянутся к солдатам, стараясь укрыть их, вернуть к первобытному естеству. Ужасная сырость, холод, тьма, в воздухе переплетаются десятки мыслей, но почти все они об одном – “Выживу ли я сегодня?”. Уже не раз они ходили в штыковую атаку, и вновь горечь во рту, легкая тошнота и головокружение перед неизвестностью, огромный ком по мере приближения к окопам все сильнее давит на горло. Говорят, что мы просыпаемся во сне перед смертью, ведь наш мозг не знает, что будет дальше. Но как проснуться им сейчас, очнуться, протереть глаза и снова увидеть яркое солнце? Командир отдает приказ о привале, и вся рота усаживается по берегу небольшого ручья. В темноте начинают мелькать искры от зажженных папирос. Никто не ест, так как легкие рвотные позывы мучают сейчас каждого. Их взгляды обращены вниз, ведь пасмурное небо и глубокий мрак не отвечают взору взаимностью, не предвещают им ничего хорошего.