Рождение Российской империи. Концепции и практики политического господства в XVIII веке. Рикарда Вульпиус

(принадлежностью к империи) и нерусской «национальной принадлежностью» в смысле принадлежности к одной из этнических групп (наций), живущих внутри империи26. В то же время разработанные ею (элитой) концепции и практики господства в отношении нерусских этнических групп на юге и востоке были направлены не на создание географически зафиксированного колониального оппонента. Колониальный подход ее политики был обусловлен не географической локализацией колонии, а предположением о собственном цивилизационном превосходстве над нехристианскими этническими группами, чей образ жизни должен был трансформироваться в соответствии с интересами метрополии.

      Долгосрочной целью данной трансформации, как показано в работе, было, с одной стороны, преодоление ощущаемого дефицита цивилизованности, а с другой стороны, слияние различных этнических групп с русским или российским аккультурированным населением, составляющим большинство, и в результате объединение пространства империи с пространством находящегося под русским влиянием унитарного государства27. Анализируя активную российскую политику аккультурирования и отчасти даже ассимиляции, автор, таким образом, приводит доводы в пользу модификации существовавшего до сих пор предположения об истоках первых стратегий и практик русификации по отношению к нерусскому населению на юге и востоке страны28.

      В-четвертых, положение данной работы, согласно которому определенные фазы российского господства в плане его политики по отношению к некоторым периферийным территориям в XVIII веке следует характеризовать как колониальные, ставит под сомнение одновременно три противоречащие друг другу точки зрения, высказанные в научной литературе. Согласно одной из них, уже Московское государство вело колониальную политику в широком смысле; в соответствии с другим мнением, о колониализме можно вести речь только по отношению к XIX веку; представители третьей точки зрения высказывают сомнение, проводила ли вообще Российская империя когда-либо колониальную политику, сравнимую с политикой западноевропейских держав, и если да, то в какой степени29. В противовес указанным мнениям данная работа поддерживает тезис о том, что русское царское правительство уже с XVIII века периодически осуществляло колониальное правление (определение данного термина раскрыто в следующем параграфе), тогда как в предшествующем столетии отсутствовали как сознание собственного цивилизационного превосходства (имеющее фундаментальное значение для дефиниции колониального господства), так и воля к настойчивому преобразованию образа жизни коренных народов30. Оба этих фактора имели решающее значение для формирования внешнего управления нерусскими этническими группами в XVIII веке.

      Наконец, в-пятых, задача данной работы состоит в том, чтобы модифицировать существовавший до сих пор анализ того, как были адаптированы в Российской империи идеи Просвещения.

26

Понятием нация российская элита обозначала любую этнически однородную группу внутри Российской империи. В административной записке за 1759 год говорится: «но какой бы нации и веры ни был <…> только бы был российской подданной». См.: Представление генерал-майора А. Тевкелева и колл. советника П. Рычкова Коллегии ин. дел о положении в Малом и Среднем жузах // КРО. Т. 1. № 225 (22.01.1759). С. 571–591, здесь с. 573. – Другие примеры: Грамота имп. Анны на имя хана Большого жуза Жулбарга о принятии его в российское подданство // КРО. Т. 1. № 66 (19.09.1738). С. 129; Из журнальной записи беседы хана Нурали и султана Айчувака с оренбургским губернатором Д. Волковым во время приезда хана в г. Оренбург // КРО. Т. 1. № 256 (09.10.1763). С. 652–659, здесь с. 654.

27

Таким образом, результаты данной работы поддерживают аргументацию У. Сандерленда, утверждающего, что устойчивое концептуальное наложение воображаемого имперского и национального пространств российской державы возникло в XVIII веке. Лишь в XIX веке некоторые ученые и политики начали высказывать сожаление по поводу этой симбиотической связи между национальной территорией и империей и склоняться в пользу других концепций. Sunderland. Imperial Space. Р. 33–66.

28

В недавно вышедшей книге, посвященной русификации, XVIII век преимущественно игнорировался. Gasimov (Hg.). Kampf um Wort und Schrift. – Характер целенаправленного процесса аккультурирования или ассимиляции, который источники уже в начале XVIII века подают как «русифицирование» (обрусение), детально рассмотрен в отдельных главах как сквозная тема. В заключении собраны результаты с учетом дискуссии исследователей о понятии «русификация». – «Аккультурация» (результат) и «аккультурирование» (процесс) происходят от латинского ad и cultura и обозначают исключительно введение в (другую) культуру. Эти понятия необходимо отличать от подразумевающих гораздо более глобальную цель понятий «ассимиляция» и «ассимилирование», происходящих от латинского assimilatio и подразумевающих достижение сходства, полного уподобления или растворения в иной культуре. Brockhaus Enzyklopädie. Bd. 1. S. 403; Bd. 2. S. 545; Bitterli. Die «Wilden» und die «Zivilisierten». S. 161–167.

29

Точку зрения, согласно которой уже Московское царство в широком смысле вело колониальную политику, поддерживает в том числе Rywkin. Russian Central Colonial Administration; Дитрих Гайер говорит применительно к XIX веку о «внутригосударственной колониальной системе», применительно к предшествующему времени вообще – о «колониальных отношениях господства»: Geyer. Der russische Imperialismus. S. 14, 239 f.; Khodarkovsky. Russia’s Steppe Frontier; Akimov. Les voivodes sibériens; Он же. Северная Америка и Сибирь; Kivelson. Cartographies of Tsardom. – О колониальном характере действий российского государства с XIX века пишет: Kolarz. La Russie et ses colonies; Galuzo. Das Kolonialsystem des russischen Imperialismus; Raeff. Un empire comme les autres?; Baberowski. Auf der Suche nach Eindeutigkeit. S. 486 f.; Idem. Rußland und die Sowjetunion. S. 197, 199; Martin. Law and Custom in the Steppe; Kappeler. Russlands zentralasiatische Kolonien. S. 140; Luehrmann. Alutiiq Villages under Russian and U. S. Rule; Cooper. Colonialism in Question. Р. 60; Happel. Nomadische Lebenswelten und zarische Politik. S. 28 f. – О дискуссии о том, почему в Российской империи в XIX веке не существовало «колониального ведомства», см.: Sunderland. The Ministry of Asiatic Russia; Ремнев. Российская власть в Сибири. – Мнение, что в принципе сомнительно, что российское государство может быть названо колониальным, разделяют среди прочих Wesseling. The European Colonial Empires 1815–1919; Трепавлов. Империя как сообщество народов. С. 125. – Кроме того, многие авторы отстаивают точку зрения, что элементы колониального правления можно обнаружить пусть и не в Петровскую эпоху, но уже к концу XVIII века: Brower. Turkestan and the Fate of Russian Empire. Р. 14; Stolberg. Der Mond ist kein Kochtopf. S. 17–18.

30

М. Ходарковский обращается к той же теме с иным результатом и не делает различия между имперской и колониальной фазами правления российского государства в раннее Новое время. Khodarkovsky. Between Europe and Asia.