Мамалыжный десант. Юрий Валин

Положим, из минроты его сдвинули, поскольку толк от него куцый, как тот заячий хвост. Теперь, видишь ли, аж комсорг полка. Утверждать кандидатуры подавших заявления будет, тьфу на него. И, главное, чего взъелся?

      Все это было огорчительно, но не то чтобы особо. Тут фронт, стреляют, на мелочи обращать внимание глупо и некогда: погибнешь простым автоматчиком или комсомольцем-автоматчиком – Родина на те мелкие различия не обидится.

* * *

      На следующий день по пути из хозроты Тимофей завернул к минометчикам. Новый комбат оказался человеком хорошим. Сразу приказал писарю передать бойцу Лавренко красноармейскую книжку, поздравил с новым документом и спросил: правда ли, что в партизанах довелось сражаться? Тимофей пояснил, что это народ так шутит-смеется из-за того, что посыльному мелькать везде приходится, и еще потому, что довелось с первой разведкой в Шерпенах побывать.

      Желтенькое удостоверение красноармейской личности слегка разочаровало Тимофея. Место для фотографии есть, а фото нет. Это-то ладно, но «занимаемая должность – минометчик» как-то уж совсем не по делу: бойцу Лавренко куда чаще свист немецких мин приходилось слышать, чем на свои советские «самовары» смотреть.

* * *

      А еще через день Тимофей вновь оказался в медсанроте. И как раз через те проклятые немецкие минометы.

      Сидели с Пашкой Гребелиным на краю ячейки, завтракали. Еще окончательно не рассвело, над рекой плыли серые клочья тумана. За селом вяло переругивались наши и немецкие пулеметы.

      – А сегодня пшенка лучше, чем давеча, – заметил Пашка, скребя ложкой по дну котелка.

      – Да, и разварилась хорошо, и конины побольше, – согласился Тимофей, облизывая ложку. – Но чай – баранья моча.

      – Это уж как водится. – Пашка отставил опустевший котелок.

      Питаться с Гребелиным было приятно: связист любил чистоту и не особо чавкал. Стыдно сказать, но Тимофей на такие неуместные мелочи иной раз обращал внимание.

      – Давай.

      Пашка покосился на траншею и подставил кружку. Тимофей булькнул из румынской широкогорлой фляги прямо в жидкий чай. В посудине было вино, довольно легкое, в голову не шибающее, но скрашивающее вкус едва теплого чая «из трепаных веников».

      – Да, так-то оно лучше. Летом пахнет, – мечтательно сказал Пашка.

      В небе характерно засвистело и бахнуло за первой линией траншей.

      – Чего-то рано фрицы начали, – заворчал Тимофей. – Пошли в блиндаж.

      Встать бойцы не успели. На этот раз свиста слышно не было, только звонко чпокнуло, и из ячейки брызнуло густой грязью. Тимофей, еще не соображая, протер заляпанный лоб и глаза. Замерший Гребелин с ужасом смотрел себе под ноги.

      – Прямое.

      Из воды на дне окопа торчал стабилизатор 81-миллиметровой мины.

      Бойцы подпрыгнули, шарахнулись от ячейки и чудом не разорвавшейся мины.

      – А котел? – обернулся Пашка.

      В этот миг ударила третья мина. Метрах в сорока, но все равно достала. Лавренко успел упасть, его вскользь