Аленушкины сказки. Дмитрий Мамин-Сибиряк

свое искусство, а доктор Карл Иваныч спрашивал Матрену Ивановну:

      – Матрена Ивановна, не болит ли у вас животик?

      – Что вы, Карл Иваныч! – обижалась Матрена Ивановна. – С чего вы это взяли?..

      – А ну покажите язык.

      – Отстаньте, пожалуйста…

      – Я здесь… – прозвенела тонким голоском серебряная Ложечка, которой Аленушка ела свою кашку.

      Она лежала до сих пор спокойно на столе, а когда доктор заговорил об языке, не утерпела и соскочила. Ведь доктор всегда при ее помощи осматривает у Аленушки язычок…

      – Ах нет… не нужно! – запищала Матрена Ивановна и так смешно размахивала руками, точно ветряная мельница.

      – Что же, я не навязываюсь со своими услугами, – обиделась Ложечка.

      Она даже хотела рассердиться, но в это время к ней подлетел Волчок, и они принялись танцевать. Волчок жужжал, Ложечка звенела… Даже Аленушкин Башмачок не утерпел, вылез из-под дивана и шепнул Метелочке:

      – Я вас очень люблю, Метелочка…

      Метелочка сладко закрыла глазки и только вздохнула. Она любила, чтобы ее любили.

      Ведь она всегда была такой скромной Метелочкой и никогда не важничала, как это случалось иногда с другими. Например, Матрена Ивановна или Аня и Катя, – эти милые куклы любили посмеяться над чужими недостатками: у Клоуна не хватало одной ноги, у Петрушки был длинный нос, у Карла Иваныча – лысина, Цыган походил на головешку, а всего больше доставалось имениннику Ваньке.

      – Он мужиковат немного, – говорила Катя.

      – И кроме того, хвастун, – прибавила Аня.

      Повеселившись, все уселись за стол, и начался уже настоящий пир. Обед прошел, как на настоящих именинах, хотя дело и не обошлось без маленьких недоразумений. Медведь по ошибке чуть не съел Зайчика вместо котлетки; Волчок чуть не подрался с Цыганом из-за Ложечки – последний хотел ее украсть и уже спрятал было к себе в карман. Петр Иваныч, известный забияка, успел поссориться с женой и поссорился из-за пустяков.

      – Матрена Ивановна, успокойтесь, – уговаривал ее Карл Иваныч. – Ведь Петр Иваныч добрый… У вас, может быть, болит головка? У меня есть с собой отличные порошки…

      – Оставьте ее, доктор, – говорил Петрушка. – Это уж такая невозможная женщина… А впрочем, я ее очень люблю. Матрена Ивановна, поцелуемтесь…

      – Ура! – кричал Ванька. – Это гораздо лучше, чем ссориться. Терпеть не могу, когда люди ссорятся. Вон посмотрите…

      Но тут случилось нечто совершенно неожиданное и такое ужасное, что даже страшно сказать.

      Бил барабан: тра-та! та-та-та! Играли трубы: тру-ру! ру-ру-ру! Звенели тарелочки Клоуна, серебряным голоском смеялась Ложечка, жужжал Волчок, а развеселившийся Зайчик кричал: бо-бо-бо!.. Фарфоровая Собачка громко лаяла, резиновая Кошечка ласково мяукала, а Медведь так притопывал ногой, что дрожал пол. Веселее всех оказался серенький бабушкин Козлик. Он, во-первых, танцевал лучше всех, а потом так смешно потряхивал своей бородой и скрипучим голосом ревел: мее-ке-ке!..

III

      Позвольте, как все это случилось? Очень трудно рассказать