Котелок спирта. Александр Чикин

пострадал: ему искалечило ногу, и он до конца жизни охромел. То, что Степан Халтурин был вурдалаком, выяснилось во время его казни в Одессе в 1881 году: он так долго дрыгался в петле, не желая умирать, что присутствовавшие при этом попадали в обморок.

      Дед Егор, получив от Его Величества некую сумму за своё невольное увечье, напуганный ставшей страшной городской жизнью, купил домишко в деревне Яманово, Савинского уезда Ивановской губернии, куда и перебрался. Со временем женился и произвёл на свет четырёх сыновей, трое из которых сидели сейчас за столом.

      Старший Пётр, хоть и вырос здоровенным бугаём, был без царя в голове: рано женился. Ему не было ещё и двадцати, когда он, возвращаясь со станции Шорыгино в родную деревню, заплутал. Дело было ночью, и он, идя по лесной дороге, увидал, как ему показалось, огонёк в окне отчего дома. Всю ночь он без памяти ломился сквозь лесную чащу на этот манящий свет, и только под утро пришёл в себя, когда ввалился по грудь в болотную трясину. Перед ним на рыжей кочке сидел леший, помахивая светящейся гнилушкой у него перед носом. Из-за его спины с робким любопытством выглядывала лешачиха. Поймав на себе взгляд Петра, она от смущения позеленела.

      – Ну, что, Петруша? – сказал ему леший. – Теперь ты в моей власти. Хочу я тебя женить: дочь у меня навыданье.

      – Отпусти, милостивец, – взмолился Пётр. – Какая женитьба? Не могу же я в отчий дом лешачиху привести? Нас и в деревню-то с ней никто не пустит!

      – Так она у меня и не лешачиха вовсе, – леший присвистнул, и в глубине болота что-то захлюпало и заплескалось, двигаясь в их сторону. – Она у меня в соседку уродилась: русалка она. Надысь, ты тут у болота грибы собирал, она тебя увидала, да и влюбилась. Возьмёшь её в жёны, и разговору конец! Иначе тут пропадёшь. Утонешь в трясине.

      В болоте что-то в последний раз плеснулось, и через минуту рядом с Петром из мутной болотной жижи вынырнула русалка. От неё исходила такая телесная истома, такая магнетическая бабья сила, что когда она подняла на него свои распутные зелёные очи, трясина под Петром исчезла, и он погрузился в хрустальной чистоты лазурную воду. Ноги его обратились в бахромчатый сомовий хвост, он схватил её за руки, не в силах оторвать глаз от прекрасной бледности лица, и, слегка удивившись возможности говорить под водой, спросил:

      – Как мне называть тебя, сердце моё?

      – Родители Акулиной нарекли, – она прильнула к нему. – Ты, ведь, не оставишь меня, Петя?

      – Нет!

      Пётр нырнул и в зелёном сумраке разглядел огромную гранитную глыбу с плоской вершиной. Ткнув кулаком судаку в собачьи зубы и разогнав карасей с окунями, он стал лихорадочно чистить камень. К концу дня каменная плоскость покрылась янтарными икринками, размером с кулак, а вода стала белёсой от молок. Влюблённые застыли в сладком изнеможении над камнем, провалившись в глубокий сон. Очнувшись