Колдун. Из России с любовью. Вадим Крабов

пока раздвинутые. Звукоизоляция на дверях и стенах – мягкого бежевого цвета. Напротив кресел стояла выключенная «плазма». Мечта гипнотизера.

      К уже привычным вопросам, которых я наслушался у психиатра и психолога, добавились еще и более конкретные: как именно вспомнил, какой образ всплывал при этом и так далее. Потом пошли чисто игрушки: доктор говорит слово, я – первую пришедшую на ум ассоциацию. Он несколько раз предупреждал – не обдумывать выражения, говорить первое, что пришло в голову, можно даже с ругательствами, но я все равно стеснялся. Наконец перешли к основному.

      – Вы готовы к сеансу лечебного гипноза?

      – Да, доктор, готов.

      – Предупреждаю: вы, возможно, вспомните что-то для вас неприятное; готовы?

      – Да, – ответил я твердо.

      Если спросить меня, почему я позволяю издеваться над собой, когда этому Сергею Викторовичу можно внушить что-нибудь для галочки, то отвечу: мне было безумно интересно!

      Я честно выполнял все инструкции. Расслабился, выкинул мысли, удержался от проваливания в астрал – это, разумеется, без инструкции, – слушал его голос, тихую музыку, смотрел на ритмично переливающуюся плазму и… ничего. Даже обидно.

      «Не обижайся, – успокоила Фиона. – Мы – твои реализованные комплексы, внешнее внушение тебе не нужно».

      «А жаль, мне любопытно».

      Врач произнес: «Десять…» – и я вышел свободным сознанием. Тело совсем обмякло. Сергей Викторович поднял мою руку. Она так и осталась поднятой.

      «Интересно, не знал о таком».

      Врач удовлетворенно кивнул. Долго внушал, что я маленький ребенок, и потом спросил:

      – Что ты видишь?

      Я быстро вернулся обратно, скомандовал Сине держать мышцы, как нужно доктору, и стал вещать:

      – Мама с папой ругаются, мне страшно…

      – Не бойся, я не дам тебя в обиду. Как зовут твоих родителей?

      – Мама Галя и папа Родион, он бьет маму! Мне страшно, я не могу ее защитить… я трус…

      – Успокойся, все хорошо…

      Потом папа пропал из нашей с мамой жизни, но я продолжал его бояться. Потом я на войне. На меня направляют автомат, страшно как никогда, громкий щелчок бойка – осечка. Смотрю в зеркало – седой. Фамилию так и не вспомнил, но в армии откликался на Комес и гордился этим.

      Признаюсь, мне Фиона подсказывала. Откуда бы я сам догадался, о чем надо врать в таком состоянии? Но про автомат – чисто мое. Красиво.

      На счет «один» проснулся.

      Ну вот, прибавил головной боли не только милиции, но и другим силовым структурам. Пусть шерстят; чем дольше, тем лучше. Доктор – дядька авторитетный, ему поверят.

      – Ну-с, молодой человек, – довольным голосом говорил Сергей Викторович, – вы на первом же сеансе пережили почти полный катарсис! Очень удачно, очень! Еще насколько сеансов – и вы все вспомните! А возможно, не вспомните, – погрустнел он, – слишком глубокие травмы, слишком… но будем надеяться!

      – Так что