Ты, я и Париж. Татьяна Корсакова

она ведь старалась! Изо всех сил старалась. Круглая отличница в школе, хозяйка и мастерица дома. В неполных двенадцать лет Тина взвалила на свои плечи все домашние заботы. Под наблюдением бабы Любы научилась готовить, на уроках труда записывала в толстую тетрадь все, что могло пригодиться в дальнейшем, в школьном кружке научилась шить и вязать. На день рождения Тина связала деду свитер. Чтобы заработать денег на нитки, она почти три месяца присматривала по вечерам за соседскими детишками, неугомонными и жутко шкодливыми близнецами, а потом еще полгода украдкой, в свободное от уроков и домашних хлопот время, сверяя каждый свой шаг с инструкцией в модном журнале, вязала свитер. Она едва успела к дедову дню рождения. Чтобы довести дело до конца, ей даже пришлось пропустить два факультатива по французскому, и Эмма Савельевна очень ругалась и обзывала ее безответственной и легкомысленной особой. Зато она успела. Ранним утром, когда дед еще спал, прокралась в его комнату, прислушиваясь к взволнованному уханью своего сердца, положила свитер на прикроватную тумбочку рядом с дедовыми очками.

      Тина надеялась, что дед увидит свитер и поймет наконец, как сильно она его любит, и скажет что-нибудь неожиданно приятное, что-нибудь такое, от чего за спиной вырастут крылья. Про крылья за спиной Тина вычитала в одном из любовных романов бабы Любы, и фраза ей страшно понравилась.

      А дед ничего не сказал… Если бы свитер не перекочевал с прикроватной тумбочки в шкаф, Тина решила бы, что он просто не заметил подарок. Но свитер лежал в шкафу, на самой верхней полке, так далеко, что для того, чтобы до него добраться, Тине пришлось встать на табуретку. Дед не принял ее подарок – вот что это означало. Тина проплакала весь день, а к возвращению деда она уже приняла очень взрослое решение. Дед ее не любит и не полюбит никогда в жизни. Что бы она ни сделала, он останется равнодушен, значит, не нужно тратить нервы и силы на то, чтобы бороться за несбыточное. Каждый сам по себе! Надо привыкать жить с этой мыслью, тогда больше не будет разочарований и обид. Вот так, каждый сам по себе…

      Так они и жили в маленьком мирке отчуждения и непонимания. Шли годы, но ничего не менялось в их сложных отношениях. Почти ничего. Когда Тине исполнилось четырнадцать, дед начал учить ее своему ремеслу. Он так и говорил – «ремесло», точно и в самом деле считал себя ремесленником.

      Это были самые счастливые годы в Тининой жизни, она даже посмела надеяться, что у них с дедом может что-то наладиться. Она старалась как никогда раньше, она прилежно училась «ремеслу» и, кажется, делала успехи. А дед ее ни разу не похвалил: ни словом, ни взглядом. Когда внучку начинали хвалить другие люди, он хмурил густые брови и отворачивался, и тогда Тине приходилось до крови закусывать губы, чтобы не сказать ему что-нибудь резкое или, хуже того, не расплакаться. Силы она черпала только в одном – несмотря ни на что, дед продолжал ее учить.

      Это случилось, когда Тине исполнилось шестнадцать. Первая любовь – чувство одновременно хрупкое и решительное, как мартовский подснежник. Кто бы мог подумать, что это может случиться с ней, отстраненной и рациональной до