Воскресшие боги, или Леонардо да Винчи. Дмитрий Мережковский

Если же я в чем-нибудь согрешил или согрешу пред Тобою, Ты знаешь, Царица Небесная, что я это делаю не для себя, а для блага моего государства, для блага всей Италии. Будь же заступницей моей перед Богом – и я прославлю имя Твое великолепною постройкою собора Миланского и Чертозы Павийской, и другими многими деяниями!

      Окончив молитву, взял свечу и направился в спальную по темным покоям спящего дворца. В одном из них встретился с Лукрецией.

      «Сам бог любви благоприятствует мне», – подумал герцог.

      – Государь!.. – воскликнула девушка, подходя к нему. Но голос ее оборвался. Она хотела упасть перед ним на колени; он едва успел удержать ее.

      – Смилуйся, государь!..

      Она рассказала ему, что брат ее, Маттео Кривелли, главный камерарий монетного двора, человек беспутный, но нежно ею любимый, проиграл в карты большие казенные деньги.

      – Успокойтесь, мадонна! Я выручу из беды вашего брата…

      Немного помолчав, прибавил с тяжелым вздохом:

      – Но согласитесь ли и вы не быть жестокой?..

      Она посмотрела на него робкими, детски ясными и невинными глазами.

      – Я не понимаю, синьор?..

      Целомудренное удивление сделало ее еще прекраснее.

      – Это значит, милая, – пролепетал он страстно и вдруг обнял ее стан сильным, почти грубым движением, – это значит… Да разве ты не видишь, Лукреция, что я люблю тебя?..

      – Пустите, пустите! О, синьор, что вы делаете! Мадонна Беатриче…

      – Не бойся, она не узнает: я умею хранить тайну…

      – Нет, нет, государь, – она так великодушна, так добра ко мне… Ради бога, оставьте, оставьте меня!..

      – Я спасу твоего брата, сделаю все, что ты хочешь, буду рабом твоим, – только сжалься!..

      И наполовину искренние слезы задрожали в голосе его, когда он зашептал стихи Беллинчони:

      Я лебедем пою, пою и умираю;

      Амура я молю: о, сжалься, я сгораю!

      Но раздувает бог огонь моей души

      И говорит, смеясь: слезами потуши!

      – Пустите, пустите! – повторяла девушка с отчаянием.

      Он наклонился к ней, почувствовал свежесть ее дыхания, запах духов – фиалок с мускусом – и жадно поцеловал ее в губы.

      На одно мгновение Лукреция замерла в его объятиях.

      Потом вскрикнула, вырвалась и убежала.

IX

      Войдя в спальную, он увидел, что Беатриче уже погасила огонь и легла в постель – громадное, подобно мавзолею, ложе, стоявшее на возвышении посреди комнаты под шелковым лазурным пологом и серебряными завесами.

      Он разделся, приподнял край пышного, как церковная риза, тканного золотом и жемчугом одеяла, свадебного подарка феррарского герцога, – и лег на свое место, рядом с женой.

      – Биче, – произнес он ласковым шепотом, – Биче, ты спишь?

      Он хотел ее обнять, но она оттолкнула его.

      – За что?

      – Оставьте! Я хочу спать…

      – За что, скажи только, за что? Биче, дорогая! Если бы ты знала, как я люблю…

      – Да, да, знаю, что вы нас любите всех вместе, и меня, и Иеиилию, и даже, чего доброго,