Иосиф Кобзон. Мгновения…. Коллектив авторов

звоню в офис. Варя, Лена и Таня обзванивают лучших врачей страны.

      Консилиум. Я выбегаю в коридор, где стоит Гела.

      – Почему ты не заходишь?

      – Меня не пускают! – В бешенстве Гела расхаживает туда-сюда по коридору. – Иди, Неля, потом расскажешь мне все слово в слово.

      Я возвращаюсь на консилиум. Там лучшие врачи во главе с Леонидом Рошалем, друзья, Андрей, Варя, Лена и Таня. Я говорю, что лечащий врач предлагает посадить тебя на ИВЛ, но из-за этого могут повредиться голосовые связки.

      – Я не дам сделать из Иосифа растение! Иосиф будет здоров и будет петь! – я почти кричу, по моим щекам текут слезы, но голос у меня не дрожит.

      Леонид Рошаль говорит:

      – Я посажу с ним своего реаниматолога. Если он переживет эту ночь, то останется жить. И можно будет решать вопрос о переводе в другую клинику.

      Ночь. Ты в реанимационной палате. Я, Гела и Рошаль – в обычной. Я уже не могу рыдать. У меня не осталось слез. Леонид Рошаль уговаривает меня принять успокоительные. Я сопротивляюсь.

      – Ты не спала неделю. А ты подумала о том, что потом Иосиф увидит тебя в таком состоянии? – настаивает Рошаль.

      Я соглашаюсь выпить успокоительное. Когда Леонид Рошаль выходит из палаты, мы с Гелой начинаем молиться. Это продолжается довольно долго. В палате темно. Вдруг в палату медленно открывается дверь. И входит твоя мама Ида Исаевна. Она садится на кровать рядом со мной и говорит мне: «Перестань плакать. Я еще не скоро с ним встречусь». И тут я просыпаюсь. Меня будит Гела. 5 утра. Мы снимаем туфли и идем на цыпочках по коридору к реанимации. Рошаль выходит из палаты и говорит: «Живой».

      Другая клиника. Условия явно намного лучше. Я в палате с тобой. Стою у окна и молюсь. Вдруг я что-то слышу. Поворачиваюсь. Ты сквозь сон поешь. Что-то непонятное. Прислушиваюсь – ты поешь на грузинском.

      Когда я сажусь рядом с тобой и беру тебя за руку, ты открываешь глаза:

      – Неля, я смогу петь? – Это первое, что ты спрашиваешь.

      – Конечно сможешь, ты уже поёшь. – Я еле сдерживаю слезы.

      – А Катя родила? – спрашиваешь ты.

      – Сегодня. Родила нам внучку. Аниту, – говорю я и наконец плачу, улыбаясь сквозь слезы.

      Ты потихоньку идешь на поправку. Мы с Гелой наперебой пытаемся тебя накормить: «Ну, давай борщечку по маминому рецепту. Или половиночку котлетки. Прям маленький кусочек, пожалуйста» – причитаем мы.

      – Идите вы со своими котлетами! – вдруг вспыхиваешь ты.

      А мы радуемся: смотри-ка, выздоравливает!

      Когда мы выходим из палаты, ты просишь нас приготовить мамины вареники с вишнями.

      2005. Концерт в честь 8 марта. Ведущие объявляют твой выход. Я стою за сценой вместе с тобой. Я помогаю тебе подойти к кулисам – дальше ты, еще нетвердым шагом, идешь сам.

      В зале аншлаг. Зрители встречают тебя стоя громкими аплодисментами.

      Ты поёшь. И, пока поёшь, выпрямляешься, стоишь тверже и даже как будто становишься выше.

      «Нас не разлучит ничто на свете,

      Потому что мы сильнее смерти.

      Я