Умершие живут. Сергей Снегов

друзья. Франсуа! – обратился он к Вийону. – Ты просил передать свой письменный протест на приговор парижского суда. Лично я считаю, как уже доказывал тебе, что виселица лучший для тебя исход. Но, скрепив свое сердце, я доставил твое обжалование по назначению. Жди скорого решения.

      – Спасибо, Гарнье! – воскликнул обрадованный Франсуа. – За это я отблагодарю тебя по-королевски: я напишу балладу в твою честь, чтоб обессмертить твое имя!

      – Лучше бы ты орал свои стихи не так громко, – проворчал сторож, открывая дверь. – Столько хлопот с тобой, Франсуа! В парижской тюрьме нет чиновника серьезнее меня, но и меня своими непотребными куплетами ты порою заставляешь хохотать, вот до чего ты меня доводишь, Франсуа!

      Дверь захлопнулась, снаружи залязгали затворы. Солнечный сноп снова превратился в луч, луч тускнел. Один из заключенных с тоской смотрел в окошко. За окном густели тучи.

      – Кажется, снег пойдет! – сказал он. – Только снега нам не хватало!

      – Когда валит снег, морозы спадают, – возразил Жак. Он подошел к Вийону, положил ему руку на плечо. Половину экрана заняло его лицо, единственный глаз Жака смотрел зорко и сочувственно. – О чем задумался, Франсуа? Лучше прочти что-нибудь из Большого Завещания, что ты недавно написал.

      – Прочти! Прочти, Франсуа! – раздались крики. – Что-нибудь позабористей, Франсуа!

      – Я прочту балладу о дамах минувших времен, хорошо?

      – Давай о минувших дамах, – согласился Жак. – Минувшие дамы – тоже неплохо.

      Теперь снова был слышен один голос Вийона. Камера превратилась в нечто неопределенное и серое – Вийон, читая, закрывал глаза:

      Где Элоиза, та, чьи дни

      Прославил павший на колени

      Пьер Абеляр из Сен-Дени?

      Где Бланш, чей голос так сродни

      Малиновке в кустах сирени?

      Где Жанна, дева из Лорени,

      В огне окончившая век?..

      Мария! Где все эти тени?

      Увы! Где прошлогодний снег?

      – Изрядно! – сказал Жак. – Просто слеза прошибает, так жалко погибших дам. Но я просил стихов повеселее. Помнишь, ты издевался над офицерами полицейской стражи, ну, и о прекрасной оружейнице или о толстухе Марго. Что-нибудь поострее, Франсуа!..

      – Тогда я прочитаю вам стихи, написанные во время поэтического состязания в Блуа при дворе герцога Карла Орлеанского. Он сам задал нам тему – доказывать недоказуемое, сам вместе с другими поэтами писал баллады, но я его переплюнул, и, кажется, ему это не понравилось.

      От жажды умираю над ручьем.

      Смеюсь сквозь слезы и тружусь, играя.

      Куда бы ни пошел, везде мой дом,

      Чужбина мне – страна моя родная.

      Я знаю все, я ничего не знаю.

      Мне из людей всего понятней тот,

      Кто лебедицу вороном зовет.

      Я сомневаюсь в явном, верю чуду.

      Нагой, как червь, пышнее всех господ.

      Я всеми принят, изгнан отовсюду.

      Голос