СТИХИя. Алексей Владимирович Шарычев

т до Леты провожать.

      Мы все когда-то ляжем спать,

      Уйдёт душа блуждать по свету

      И встретит новые рассветы

      В иных мирах; но то, что спето

      Было в жизненных куплетах,-

      Здесь сумеет воскресать

      В умах людей, в просторах мысли;

      Нельзя у стройных строк отнять

      Бессмертный, вдохновенный смысл.

      Вот так один пиит мечтать

      Любил, когда стихи творил.

      Ходил он с виршами в печать,

      Но там, увы, никто не чтил

      Его великое искусство.

      И он решился на безумство,-

      Вызвал умерших поэтов;

      (Спиритом рифмач тот был).

      Он хотел от них советы

      Получить. Всё разложил

      На столе; свечу зажёг.

      И дыханье затаил,

      Ждёт… Явился Блок.

      – Аптека, улица, фонарь,

      Бессмысленный и тусклый свет.

      Всё будет так же, как и встарь;

      Живи, дыши, пиши, поэт,

      И знай, что толку в этом нет.

      Умрёшь, потом опять с начала

      Начнёшь дышать, читать, писать.

      У этой сказки нет финала,

      В ней символизм надо искать.

      – Ох, тоской от вас несёт.

      (Заворчал пиит на Блока).

      – От меня? Сюда идёт

      Лермонтов с миров далёких.

      Демоном он снова стал.

      Свет свечи вдруг замерцал,

      Холодом подуло в душу;

      И писака услыхал

      Голос: "Ты меня послушай,

      Я скажу лишь пару слов.

      Мир подлунный глуп и плох,

      Но есть много, много лучших

      Неизведанных миров.

      Новый разум ты получишь

      Там в обителях высоких,

      И такой, что для двуногих,

      Словно богом будешь."

      – Я хотел у вас спросить,

      Как мне надо стих слагать?

      "Ты об этом говорить

      Будешь с тем, кто рифмовать

      И за гробом продолжает.

      Пушкин лучше понимает

      В этом деле; с ним беседуй."

      – Здравствуй, молодой повеса!

      Чем сегодня отобедал?

      Устрицы у вас известны

      И игристое Аи?

      Ты, наверное, кутил;

      Затащил к себе невесту

      Молодую, напоил,

      Развратил её! Прелестно!

      – Я совет хочу услышать.

      Подскажите, как писать?

      – Да легко! Берёшь тетрадь

      И чувствуешь, как Муза дышит.

      Главное тут, успевать

      За её дыханьем звонким

      Рифму резвую вставлять

      На листы бумаги тонкой.

      Скрипишь пером, не замечая

      Ничего вокруг себя

      И поэма возникает,-

      Вот так поэзию творят.

      Получил совет, поэт?

      Некогда мне; на тот свет

      Я спешу к княжне знакомой.

      Прощай пиит! Пора мне к дому

      Лыжи свои навострить.

      – Но ведь мы поговорить

      Не успели!.. Эх, ушёл.

      Как же так? Нехорошо.

      Ничего не подсказали.

      Я и сам всё это знаю!

      – Знаешь? Нет, едва ли.

      (Есенин произнёс печально).

      Чёрный, чёрный человек

      Часто тебя навещает

      Среди фонарей, аптек.

      В зеркале он зубы скалит;

      Посмотри, он здесь стоит.

      Видишь его чёрный вид?

      Брось-ка ты в него стаканом!

      Пусть осколками летит

      Он к чертям! Ему по праву,

      В пекле ада предстоит

      Запекаться! Или трость

      В морду его брось,

      Прямо в переносицу.

      (Я так делал, помогало).

      И пиит набросился

      На того, кого видал он

      В зеркале, – убил стаканом;

      Наваждение пропало.

      * * *

      Ветер ходит по кронам деревьев,

      Пожелтевшей листвой шелестит;

      Он тоскою холодною веет,

      Он о чём-то вздыхает, грустит.

      И земля вся печалью объята,

      Лужи слёз на лице у неё;

      Много ей приходилось здесь плакать,

      Тяжко