Любовь неукротимая. Хизер Сноу

заговорил.

      «Аллен?»

      Пенелопа едва успела убрать руку с губ Габриэля, прежде чем полог широко распахнулся. Габриэль зажмурился от яркого света. Когда глаза привыкли, он увидел управляющего и санитара, стоящих над ним.

      Но Пенелопа не исчезла. Она выглядела именно так, какой он ожидал увидеть ее через два года после их последней встречи. Она изменилась и стала старше. Ее глаза окутывала грусть, а тело – черные одежды. Однако она оставалась по-прежнему завораживающе красивой.

      – Да, – ответила Пенелопа Аллену, смотря прямо на него. И, что хуже, управляющий тоже ее видел.

      Габриэль перестал дышать, начиная осознавать ужасную реальность, которую его разум принимать решительно отказывался. Если Аллен разговаривает с Пенелопой, значит…

      – А также он спокоен и вменяем, – продолжила она. – Уверена, теперь его можно развязать.

      Боже. Она настоящая! Что она здесь делает?

      – Поразительно, леди Мантон, – ответил Аллен. – Особенно если учесть, что его светлость вас чуть не погубил еще вчера.

      Габриэль в ошеломлении уставился на Пенелопу.

      – Что? – Он постарался вырваться из смирительной рубашки.

      – Успокойтесь, лорд Бромвич. – Габриэль никогда не предполагал, что Пенелопа может говорить столь властно. – Этот незначительный инцидент не стоит такого внимания.

      – Какого черта я натворил? – настаивал Габриэль. Будь проклята эта память! И эти чертовы ремни!

      Чтобы успокоить больного, Пенелопа положила ладонь на его плечо.

      – Волноваться не о чем, Габриэль.

      Но он знал, что причин для волнения предостаточно. Габриэль уже не сомневался: она видела приступ его безумия – и это худшее, что могло случиться. В ее светло-зеленых глазах он прочитал жалость. В тех самых глазах, где когда-то плескалась радость. Да, он не помнил, что вчера натворил, но был уверен: его давешний приступ ничем не отличался от остальных. Габриэль крепко зажмурился, словно это помогло бы спастись от правды.

      Происходящее казалось ему кошмаром наяву.

      Несчастный открыл глаза и тяжело вздохнул. Сейчас он мечтал исчезнуть. Навсегда.

      – Лорду Бромвичу значительно лучше. Я настаиваю, чтобы его развязали, – велела Пенелопа. – Ему также необходимо принять ванну и переодеться.

      «Нет, – думал Габриэль. – Все, что мне необходимо, так эта бездна, которая поглотила бы меня навсегда».

      Пенелопа и Аллен сверлили друг друга взглядами, словно генералы враждующих армий на переговорах. Управляющий стоял неподвижно.

      – Вы же не думаете, что будете присутствовать при…

      – Разумеется, нет, – ответила Пенелопа. – Однако я останусь в палате лорда Бромвича. И это не обсуждается.

      Аллен недовольно сжал губы, но Пенелопа всем своим видом показывала, что не намерена отступать. Габриэль заметил тени у нее под глазами. Как сказал Аллен, она здесь со вчерашнего дня и, должно быть, всю ночь провела не смыкая глаз с пациентом. Но зачем?

      Что ж, Габриэль не знал, почему она здесь,