Личное дело опера Иванова. Стася Андриевская

лбом в ладонь: – Вы же понимаете, ребёнок непростой. Здесь опыт нужен.

      – И он у меня есть! Пусть не особо богатый, но зато по профилю! К тому же, двадцать пять – это не так уж и мало!

      «Не так уж и мало, это когда за простую хулиганку трёшку дают, а когда ты уже даже не помнишь каковы на ощупь женщины, это…»

      Так, стоп! Чёрт, да что происходит-то?

      Поднял взгляд, наткнулся на её ответный – серо-зелёный, такой доверчивый и ждущий, словно ей и самой ещё нужна нянька.

      – Извините, Оксана… ээ… – демонстративно заглянул в рекомендации, хотя необходимости в этом, кроме как подчеркнуть личную незаинтересованность не было, – Оксана Васильевна, но мне нужно работать. До свидания.

      Схватил первую попавшуюся папку, решительно направился к сейфу. Крутнул ручку кодового замка – раз, другой… Безуспешно. Раздражённо прихлопнул по дверце кулаком, крутнул ещё раз.

      – …Андрюх! – позвал откуда-то издалека голос. – Андрюх, это Мишкин сейф!

      И Андрей очнулся. Гражданки Красновой уже не было, а Харламов, закинув ноги на стол, качался на задних ножках стула и загадочно лыбился. И сейф действительно был чужой. Да и кабинет тоже.

      – Зашпарился я что-то, Оле́ж, – расслабив узел галстука, вернулся Андрей на место. – Душно сегодня. Наверное, гроза будет.

      – Угу, – многозначительно хмыкнул Харламов и кивнул на дверь: – А это кто?

      – Да это так, из диспансера. В няньки пришла проситься.

      – А та? Уже всё?

      – Пока нет, но, чую, скоро.

      – Тогда зачем эту отшил? Она похоже расстроилась.

      Андрей сделал вид что не расслышал и погрузился в писанину. Однако вскоре поймал себя на том, что вовсе не пишет, а, уставившись в одну точку, вспоминает гражданку Краснову. Вернее, не её саму, а свою странную реакцию на неё – растерянность. Как в кино: вот стук в дверь, осторожное «Можно?» И его строгое, не поднимая головы от писанины «Вы к кому?» в ответ. «К Иванову» «У Иванова сегодня неприёмный…» – наконец-то отрывает он взгляд от рапорта и…

      – Андрюх, тут тебя! – протягивая телефонную трубку, вырвал его из раздумий Харламов.

      – Андрей Иванович, вы меня, конечно, извините, но это уже совсем ни в какие ворота! – сходу перешла на крик няня Нина Тимофеевна. – Я, конечно, всё понимаю, но это! Это!..

      Выслушав её сбивчивую истерику, Андрей положил трубку и глянул на часы.

      – Всё? – с сочувствием кивнул Харламов. – И эта пала в неравной схватке?

      – Я, если честно, ничего не понял. Но надо сгонять, посмотреть. Прикрой меня если что, лады? Я быстро.

      ***

      – И пока я в ванной, они просто сбежали! Я из комнаты в комнату – а их нет! Батюшки родные, я на улицу – а где их там найдёшь-то? Я туда, сюда… Ох, думала, сердце остановится! – Нина Тимофеевна, пятидесятишестилетняя женщина внушительных размеров, прижала пухлую ладонь к груди. – У меня аж давление скакануло, я ведь…

      – И чем всё закончилось? – думая уже не о том, что случилось, а о том, что делать, если она всё-таки решит уйти, прервал её Андрей. – Как вы их нашли?

      – Мальчишка соседский сказал, что они в соседнем дворе на качелях качаются! Я туда – а они и правда, там! И хоть бы извинилась! – гневно тряхнула она пальцем перед Маринкиным носом, на что та лишь упрямо надулась. – Так нет! Я их домой веду, а она мне: «Ненавижу тебя, жирная корова!» Представляете?! Это… Это же вообще!

      Андрей глянул на дочку, она опустила голову.

      – Нина Тимофеевна, вы говорите, что безрезультатно оббегали все окрестности, но в итоге оказалось, что дети просто гуляли в соседнем дворе. Как это понимать?

      – Так прятались, видать! Уж за этой-то станется!

      – Марина, где вы были?

      Но она молчала. А Тёмка… А что Тёмка – крутил свои верёвочки и увлечённо бормотал под нос:

      – Ка-а-арова! Жирная ка-а-арова!

      Н-да уж. Лучшей улики с доказательством и не придумаешь.

      – Хорошо, Нина Тимофеевна, я понял. Прошу прощения за инцидент, будем принимать меры. – Андрей глянул на часы, обречённо вздохнул. – И на сегодня вы можете быть свободны.

      – Меры! – фыркнула она. – Какие уж тут меры могут быть, кроме хорошего ремня? Вот вы её жалеете, а она на глазах в чудовище превращается! И Тёмку за собой тянет! Ведь пока у неё учёба с продлёнкой были – и у нас с Тёмой всё хорошо было, дружно, мирно. Но как только каникулы начались – так всё! Просто беда! – Нависла над Маринкой: – Бессовестная! А ещё дочка милиционера называется! Только отца позоришь! – Выходя из квартиры, обернулась: – При всём моём уважении, Андрей Иванович, но про вашу Марину у нас в диспансере уже байки ходят, имейте в виду! А я ведь не к ней, а к Тёмке в няньки нанималась! Ну и зачем мне тогда эта… это недоразумение в довесок? Вот уйду от вас и всё, во всём районе ведь замену мне не найдёте. Не больше дураков, так и знайте! Тем более с моим-то стажем!

      Она ушла, и в кухне повисла напряжённая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов на стене и увлечённым