Ехал грека через реку. Тата Алатова

вздохнула Ася.

      – Ева почти не разговаривает, – признался Адам. – Просто таращится на меня этими огромными глазами, как будто я собираюсь съесть ее с потрохами.

      – Она всегда была такой? Или что-то ее расстроило?

      – Ее бросила мать. Полагаю, что это ее адски расстроило, – сказал Адам сердито.

      – Адски, – вдруг повторила Ева. – Адски. Адский блин. Адский компот. Адская каша.

      – Для молчаливого ребенка, – заметил Димдим, – она очень ругачая. Садиковский психолог бы сказал, что у нас проблемы.

      – Адский носок, адские трусы, адская пижама.

      – Психолог? – заинтересовался Адам.

      – Мы растим гения, – пояснила Ася со скепсисом. – Это требует определенной гибкости.

      – Адский кот, адская собачка, адская птичка, адская коровка.

      – Мама считает, что мне нужен психолог, а Ася с папой – нет. Но мне нравится. Там можно рисовать и говорить всякую ерунду.

      – Как будто тебе кто-то запрещает рисовать в других местах!

      – Адская зима, адское лето…

      Адам шел чуть поодаль, и три голоса, которые говорили одновременно, слились в один гул.

      Он с ума сойдет.

      Но с психологом мысль была хороша.

      Они с Евой пойдут на сеансы, где их научат быть отцом и дочерью.

      Пока это получалось так себе.

      Впрочем, за те несколько дней, что они жили вместе, сложно было привыкнуть друг к другу.

      Но то, как Ева вцепилась в совершенно незнакомую тетку, наводило на грустные мысли.

      Анастасия привела их в семейное кафе, которое располагалось на берегу реки, выбрав столик на террасе, где шумели волны и орали чайки.

      – Обожаю это место, – сказала она, усаживаясь ближе к перилам и устраивая Еву у себя на коленях. Это у нее получилось удивительно естественно. Дима, сын Димы, сел рядом с ней и уткнулся в меню.

      Адам приземлился напротив, наблюдая за тем, как Анастасия что-то прошептала Еве, пощекотала ей подбородок, и та засмеялась, съеживаясь.

      – Я буду оладьи с колбасой и сыром, – решил мальчик.

      – А мы с Евой… кашу? – спросила их новая знакомая.

      Девочка затрясла головой.

      – Творог? Запеканку? Пюре с сосиской? Правда? Дай детям волю, – Анастасия посмотрела на Адама, – они будут питаться одними макаронами, пельменями и сосисками.

      – Понятия не имею, – ответил он, заказывая кофе и двойной омлет. – Я еще не разобрался в пищевых пристрастиях своей дочери.

      – Я люблю борщ, – сообщил Димдим. – Он красный.

      Себе Анастасия заказала огромную порцию капучино, но, сделав один глоток, вдруг скорчила жалобную мордочку и отставила его подальше.

      – Не вкусно? – удивился Адам.

      – Я вдруг вспомнила, что теперь мне положен кофе без кофеина. И безалкогольное пиво. И ничего сладкого, и ничего острого, и ничего жирного… – она становилась все грустнее.

      Эта женщина со своими круглыми щеками и плечами не была похожа на тех, кто сидит на диетах. У нее было удивительное выразительное лицо, все покрытое мелкими конопушками.