Алое восстание. Пирс Браун

Теперь они могут прыгать только до дна стакана, не выше. И даже если убрать стакан, блохи все равно не станут прыгать выше, потому что привыкли и думают, что стеклянное дно на своем месте. – Танцор задумчиво выдыхает дым. Глаза его горят красными угольками, почти как кончик сигареты. – Так вот, Дэрроу, мы те блохи, которые прыгают выше других. И я покажу, насколько выше.

      Снова гулкие коридоры с ржавыми стенами, лязгающий металл под ногами. Подходим к такому же ржавому цилиндру лифта. Ветхий механизм скрипит и визжит, поднимая нас вверх. Танцор оборачивается:

      – Ты поймешь, Дэрроу, что жена твоя погибла не напрасно. Наши зеленые друзья помогли перехватить запись казни и вклиниться в общепланетную трансляцию с ее полной версией. Все кланы ста тысяч шахтерских колоний на Марсе и все население городов услышали ту песню…

      – Да ладно заливать, – ворчу я, – колоний и вполовину столько не наберется.

      Танцор не слушает и продолжает:

      – Песню выучили все, а твою жену называют Персефоной.

      Я вздрагиваю и смотрю ему прямо в глаза. Нет. Ее зовут Эо. И никакой она не символ. Она не имеет никакого отношения к этим бандитам с их дурацкими кличками.

      – Ее имя – Эо. Она наша, из Ликоса!

      – Теперь ее знают все, Дэрроу. Люди помнят старую легенду о девушке, которую отнял у ее родных бог смерти, но так и не смог сделать своей навечно. Она стала вечно юной богиней весны и каждый год возвращается из подземного царства. Красота дарует жизнь даже из могилы, и память о твоей жене не умрет никогда.

      – Моя жена никогда не вернется. – Я отворачиваюсь, не желая продолжать разговор. С этим типом спорить бесполезно: ты ему слово, он тебе десять.

      Лифт со скрипом останавливается, и мы выходим в узкий туннель, который ведет к другому лифту, блестящему и ухоженному. У двери дежурят двое Сынов Ареса с лучевиками. Снова долгий подъем.

      – Да, не вернется, – продолжает Танцор, – но ее красота и голос никогда не умрут. Эо верила во что-то большее, чем она сама, и смерть придала ее голосу силу, которой не было при жизни. Она была чистой душой, как и твой отец, Дэрроу. Мы с тобой не такие, как они. Мы пачкаем руки кровью и пятнаем свои души, в святые не годимся, но без нас песня Эо так и не зазвучала бы нигде, кроме Ликоса. Только нашим грубым и грязным рукам дано воплотить мечту чистых сердец.

      – Ближе к делу, – перебиваю я. – Чего вы хотите?

      Танцор пожимает плечами:

      – Ты уже однажды пытался умереть. Не хочешь попробовать еще раз?

      – Я хочу… – Чего же я в самом деле хочу? В памяти всплывает холодное золотое лицо, отстраненный равнодушный взгляд, ленивый голос. – Хочу убить губернатора! Он не должен жить, когда Эо лежит мертвая. Судья Поджинус, Страшила Дэн… Их я тоже убью.

      – Значит, месть, – вздыхает Танцор.

      – Ты обещал помочь.

      – Я обещал справедливость. Месть – пустое, Дэрроу.

      – Я сам пустой. Помоги мне убить губернатора!

      – Дэрроу, ты слишком низко летаешь. – Лифт ускоряется, у меня закладывает уши.