Обрыв. Иван Гончаров

Аянов.

      – О ком? – поправил Райский. – Да о ней все… о Софье…

      – Опять! Ну! – заметил Аянов.

      Райский стал одеваться.

      – Ты не скучаешь, что я тебя туда таскаю? – спросил Райский.

      – Нимало: не все равно играть, что там, что у Ивлевых? Оно, правда, совестно немного обыгрывать старух: Анна Васильевна бьет карты своего партнера сослепа, а Надежда Васильевна вслух говорит, с чего пойдет.

      – Не беспокойся, не оберешь по пяти копеек. У обеих старух до шестидесяти тысяч дохода.

      – Знаю, и это все Софье Николаевне достанется?

      – Ей: она родная племянница. Да когда еще достанется! Они скупы, переживут ее.

      – У отца ведь, кажется, немного…

      – Нет, все спустил.

      – Да куда он тратит? В карты почти не играет.

      – Как куда? А женщины? А эта беготня, petits soupers,[1] весь этот train?[2] Зимой в пять тысяч сервиз подарил на вечер Armance, а она его-то и забыла пригласить к ужину…

      – Да, да, слышал. За что? Что он у ней там делает!..

      Оба засмеялись.

      – От мужа у Софьи Николаевны, кажется, тоже немного осталось!

      – Нет, тысяч семь дохода; это ее карманные деньги. А то все от теток. Но пора! – сказал Райский. – Мне хочется до обеда еще по Невскому пройтись.

      Аянов и Райский пошли по улице, кивая, раскланиваясь и пожимая руки направо и налево.

      – Долго ты нынче просидишь у Беловодовой?

      – Пока не выгонят – как обыкновенно. А что, скучно?

      – Нет, я думал, поспею ли я к Ивлевым? Мне скучно не бывает…

      – Счастливый человек! – с завистью сказал Райский. – Если б не было на свете скуки! Может ли быть лютее бича?

      – Молчи, пожалуйста! – с суеверным страхом остановил его Аянов, – еще накличешь что-нибудь! А у меня один геморрой чего-нибудь да стоит! Доктора только и знают, что вон отсюда шлют: далась им эта сидячая жизнь – все беды в ней видят! Да воздух еще: чего лучше этого воздуха? – Он с удовольствием нюхнул воздух. – Я теперь выбрал подобрее эскулапа: тот хочет летом кислым молоком лечить меня: у меня ведь закрытый… ты знаешь? Так ты от скуки ходишь к своей кузине?

      – Какой вопрос: разумеется! Разве ты не от скуки садишься за карты? Все от скуки спасаются, как от чумы.

      – Какое же ты жалкое лекарство выбрал от скуки – переливать из пустого в порожнее с женщиной: каждый день одно и то же!

      – А в картах разве не одно и то же? А вот ты прячешься в них от скуки…

      – Ну, нет, не одно и то же: какой-то англичанин вывел комбинацию, что одна и та же сдача карт может повториться лет в тысячу только… А шансы? А характеры игроков, манера каждого, ошибки!.. Не одно и то же! А вот с женщиной биться зиму и весну! Сегодня, завтра… вот этого я не понимаю!

      – Ты не понимаешь красоты: что же делать с этим? Другой не понимает музыки, третий живописи: это неразвитость своего рода…

      – Да, именно – своего рода. Вон у меня в отделении служил помощником Иван Петрович:

1

интимные ужины (фр.).

2

образ жизни (фр.).